Ах, какого парняя встретил в январе:шинель кавалерийскаяи шашка в серебре.Шинель кавалерийская –широкая пола –на все крючки застегнута,подтянута была.Походкой непривычной,тяжелою стопойвошел он в дверь уверенно,как паровоз в депо.И, может, новой песниприрода такова, –но стало сразу праздничнов трамвае буквы А.Шел вагон, тянулсядо Сретенских ворот…Ко мне он повернулсявполуоборот.Скул его добротный,устойчивый загар,должно быть, начинал ещеобветривать Чонгар.А шашку, что любовнои бережно он нес,как будто в искры крупныеоблицевал мороз.Его фигуры складнойосанистый отвал,должно быть, проверялипозиции ОДВА.Уверенно и крепкосидел он, туг и прям,и лишь над белой бровьюзмеился рваный шрам.К нему со словом ласковымхотел я подойти,чтоб ближе познакомитьсяв коротеньком пути.Да только растерялсяв подборе нужных слов,пока трамвая скрежетомнас к Сретенке несло.Ну, чем его почту яи что ему спою,все песни отстоявшемув решительном бою?А что до этой повести, –он знает – видит сам,какие взмыли новостик советским небесам.Но если б эту встречуопять бы мне в глаза,я – руки бы на плечии так ему сказал:«На свете есть другиезнамена и полки,туземных легионовтяжелые белки.Шотландские волынки,нашивка и шеврон,угрюмой дисциплиныказенное тавро.Но те, чьи руки знаютрабочий толк в вещах, –повсюду в мире помнят,кого ты защищал.И этот шрам надбровныйи твердая шинельпогонов и шевроновим ближе и ценней.А ты – правофланговыйтех армий навсегда,чье вечное сиянье –алая звезда».И, может, новой песниприрода такова,что нужно ей отыскиватьособые слова,Что хочется приветствоватьтеплее и добрейшинель тяжелополуюи шашку в серебре.