Том 2. Стихотворения

Как ни странно это слышать, все же истина верна: —
Свет противник, мрак помощник прорастанию зерна.

Под землею призрак жизни должен выждать нужный срок,

Чтобы колос золотистый из него родиться мог.

В черной тьме биенье жизни, зелень бледная, росток,

Лишь за этим стебель, колос, пышность зерен, желтый сок.

Мировой цветок, который назван Солнцем меж людей,

Утомясь, уходит в горы, или в глубь ночных морей.

Но, побывши в сонном мраке, в час рассвета, после грез,

Он горит пышнее, чем маки, ярче самых пышных роз.

Черный уголь — символ жизни, а не смерти для меня: —

Был Огонь здесь, говорю я, будет вновь напев Огня,

И не черный ли нам уголь, чтоб украсить светлый час,

Из себя произрождает ярко-праздничный алмаз.

Все цвета в одном согласны входят все они — в цветы.

Черной тьме привет мой светлый мой светлый, в Литургии Красоты!

Зарево мгновений

В закатном зареве мгновений, твоих или моих,
Я вижу, как сгорает гений, как возникает стих,
В закатном зареве мгновений докучный шум затих.

Воспламененное Светило ушло за грань морей,

И в тучах краски доживают всей роскошью своей,
Чего в них больше — аметистов, рубинов, янтарей?

К чему свой взор случайно склонишь, то даст тебе ответ,

В одном увидишь пламя счастья, в другом услышишь «Нет».
Но все, на что свой взгляд уронишь, восхвалит поздний свет.

Прозрачность, нежность, и чрезмерность, все слито в забытьи,

В последний раз мы их коснемся в предсмертном бытии,
И мы поймем, что эти краски — твои или мои

И мы поймем, как полнозвучно поет волна морей,

Когда дневное отшумело, и Ночь, во сне, бодрей,
И все ночное, незаметно, идет скорей, скорей.

Вот, все воздушней аметисты, рубины, янтари,

Все, что во внешнем — еле слышно, все ярко — что внутри,
Мгновенье пышного Заката — последнее — гори!

Огонь

Не устану тебя восхвалять,

О, внезапный о страшный, о вкрадчивый,

На тебе расплавляют металлы,

Близ тебя создают и куют.

Будем как Солнце

1