Том 2. В стране любви. Марья Лусьева

Блуждают, никому не знакомые и с видом туристок. Одна – пожилая, другая – молоденькая и редкостной красоты… Осведомляюсь у дежурного полицейского: «Кто такие?» – «Из Петербурга, баронесса Ландио с племянницею, проездом в Одессу, по собственным делам, остановилась в гостинице „Феникс“…» Я сейчас же представился и был принят весьма благосклонно, – сделал визит; начал бывать и немножко ухаживать за m-lle Лусьевой, – я вам забыл сказать, что фамилия красивой племянницы оказалась Лусьева, Марья Ивановна Лусьева… Очень милое было существо, неглубокое, но живое, веселое, резвушка, хохотушка, грациозная черная кошечка, отличные манеры, недурной французский язык… Спутницы ее – баронесса Ландио и старуха-прислуга – были довольно вульгарны и противны, – баронесса, положительно, приживалкою выглядела, – но сама Марья Ивановна была очаровательна и притом, повторяю вам, писаная же красавица!.. детская какая-то, чистая, цветковая, мурильовская красота!.. Хорошо-с. Приблизительно неделею спустя после нашего знакомства, завтракал я у большого приятеля моего, нашего полицеймейстера, – милейший, к слову сказать, был человек – и умный. Впоследствии, как революцией запахло, сейчас же в отставку подал: «Заметил я, – говорит, – что желудок мой осколки бомб трудно переваривает…» Вдруг из первого участка дают знать, по телефону, что пришла какая-то сумасшедшая барышня, вне себя, и просит – ни больше ни меньше, как выдать ей книжку, то есть так называемый желтый билет – записать ее в явные проститутки… «Как звать?» – «Марья Ивановна Лусьева…» Меня это известие, понятное дело, ужасно изумило. Что за чудо? Как? Почему? Отправились мы с полицеймейстером в первый участок и, действительно, нашли там ее, Марью Ивановну Лусьеву, ужасно расстроенную, в состоянии, близком к сумасшествию. В страшном возбуждении, она кричит нам, что она – тайная проститутка, давно уже торгует собою в Петербурге, а теперь с той же целью приехала в К., что спутницы ее совсем не баронесса Ландио и «няня» Анна Тихоновна, но торговки живым товаром, что эти женщины эксплуатируют ее и жестоко с нею обращаются и что – чем терпеть обиды и зверства от подобных тварей, она предпочитает получить «книжку» и работать уже начисто, на самое себя: из тайных проституток обратиться в явную. Все это показалось нам с полицеймейстером совершенным сумбуром, хотя несколько странным было, что баронесса Ландио и другая старуха стремительно исчезли из «Феникса» и города К. в это же самое утро, оставив племянницу в таком безумном состоянии. А Марья Ивановна тем временем, замечая, что мы ей плохо верим, рассказала нам всю свою жизнь. Как она, «дочь бедных, но благородных родителей», была втянута, через шантаж и задолжание, в тайный великосветский «дом свиданий» некой «генеральши» Рюлиной, как ее потом госпожа эта проиграла в карты другой хозяйке, и как наконец она очутилась во власти тех двух ведьм, в обществе которых я ее застал и от которых она сегодня утром сбежала. Разоблачила целую систему торговли живым товаром, назвала множество имен, указала нити и пути, по которым все это дело можно распутать. Приходилось поверить, – начали верить… У полицеймейстера уже глаза разгорались, какое наклевывается ему славное дельце. Но вдруг является к губернатору самая что ни есть великолепная наша дама-патронесса Софья Александровна Леневская и требует Марью Ивановну к себе, потому что они-де близкая родня. Вот тебе раз! Все, что случилось, оказывается сплошным недоразумением, так как Марья Ивановна – психически ненормальный человек. Каждый месяц бывают с нею, в известные периоды, припадки, сопровождаемые эротическим бредом, в котором она несет невесть что. Баронесса эта, сбежавшая, и спутница ее тоже оказываются опять в городе, – плачут, воют – подтверждают слова Леневской. Находится у них и медицинское свидетельство какого-то петербургского светилы, подтверждающее болезненные аномалии Марьи Ивановны.