Читаем Том 2. В стране любви. Марья Лусьева полностью

Хорошо-с. Пропускаю три года. На сцене китайская война. Я уже с губернатором своим и службою распростился. Нахожусь в Харбине, с «Красным Крестом», в качестве, как теперь говорят, «героя тыла». Деньжищ у меня уйма, скука страшная, пьем, играем, скучаем без хороших женщин. В одну прекрасную ночь, в весьма интендантской компании, играю в «железку» и обрабатываю господ интендантов ни много, ни мало – на двадцать три тысячи золотом-с! Молва людская на другой день превращает их в двести тысяч… Герой дня!.. Вечером является ко мне фактор, – джентльмен благороднейшей наружности, – боюсь, не служил ли он даже у нас раньше. Там ведь, в тылу, самые невероятные метаморфозы с людьми происходят. Предлагает, не желаю ли я познакомиться с приезжею польскою графинею?.. «Почему же нет… Сколько?» – «Это уж вы с ее тетушкой условитесь, а мне сто за знакомство…» – «Ого?..» – «Да ведь не вперед прошу, а только в том случае, если сговоритесь с тетушкой… Не поладите, – довольно золотого! Да как не поладить? Увидите, каков товарец! Не жаль тысячу дать!..» – «Что же? – думаю, – самому двадцать три тысячи даром достались, без женского общества душа завяла, шансонеток и откровенно грубой проституции я, грешный человек, не выношу, ибо романтик и искатель иллюзий, – почему не разгуляться? Тысяча – это чушь, таких цен ныне даже на графинь и даже в Харбине нет, а до двух-трех сотен пойду…» Устроили знакомство в театре – как бы смотрины. Пышная особа, не весьма первой молодости, видно, что когда-то была совсем безукоризненная красавица, но теперь уже в том неопределенном возрасте, когда полька-блондинка обязательно расплывается. Туалет пестроват, но со вкусом, – не перворазборный, но все же Петербург сказывается. Глупа страшно, но превеселая, все хохочет и так неугомонно трещит, что даже спектакля смотреть не может, – все ей болтать надо. «Ну, – думаю, – голубок мой, что ты полька, тому я верю, но графинею ты никогда не бывала». Не так держат себя и не так говорят польские графини, хотя бы судьба и сбила их с пути истинного. Так – шляхтяночка с Литвы, да и вдобавок обрусевшая в петербургском обороте. Но мне это, конечно, безразлично. Я не из тех, кто влюбляется в женщину за титул. У меня у самого предков с дюжину наберется. Тетка, при графине состоящая, тоже сомнительный тип какой-то… На Старом месте в Варшаве за лотком с бубликами встретить ее я не удивился бы, ну а под графскою короною – не того и весьма не того. После спектакля отправились мы к графине пить чай. Открыла нам двери почтенная нянюшка: как взглянула на меня – дернулась и сделалась какая-то странная в лице. Поглядел: ба-ба-ба! да ведь это та самая нянюшка Анна Тихоновна, которая была в К. при Марье Ивановне Лусьевой?.. Я не подал вида, что узнал ее, – именно потому, что стало мне ужасно любопытно: очевидно, я стою около тайны, которая меня вот уже три года интересовала, время от времени всплывая в памяти. Начинаю припоминать тогдашние якобы «бреды» Марьи Ивановны: что-то мерещится, – как будто и про польскую графиню какую-то речь была. Ага! Так, значит, «сумасшедшая»-то правду говорила? Вот вы какие, голубчики? Ну, это дело надо исследовать!.. И пожалел же я тут, – впервые пожалел, что не состою более на прежней службе.

С тетушкой мы объяснились по секрету – оказалась сводня вульгарнейшая, – и сторговались великолепно. Остались с графинею вдвоем. Тогда я сперва убедился, что нас никто не подслушивает, а затем – прямо к ней с вопросом.

– Графиня, не упростим ли мы с вами отношения, – не позволите ли вы мне называть вас по-настоящему – просто и коротко – Жозей?

Ее немножко вскинуло.

– Я вас не понимаю. Меня зовут Аврора.

– Очень верю, графиня. Но прежде, когда вы работали у генеральши Рюлиной, вас звали Жозей.

Ужасно переполошилась.

– Вы меня знаете? Откуда вы меня знаете? Я никогда вас не видала. Не помню.

– Ну, а подругу свою – Марью Ивановну Лусьеву, по вашей кличке, Люлюшку – помните?..

– Погодите, Матвей Ильич! – перебил Тесемкин, указывая глазами на изящную, темную фигуру дамы, выросшую во входной арке. Вот, кажется, и мадемуазель Фиорина ищет нас…

– Она… о, да ее, в сравнении со вчерашним, не узнать!

– Черт возьми! Действительно, почтенный Фузинати не солгал вам: très distinguée[257], как у нас, русских французов, говорится…

Вельский встал из-за стола и поспешил навстречу Фиорине.

IX

– А мы здесь, без вас, перетряхивали старину, – сказал Фиорине Иван Терентьевич, когда она, элегантная, помоложенная темным, скромным туалетом и без малейшего следа красок на матовом, чуть желтоватом, как слоновая кость, лице, уселась к столику, – Матвей Ильич рассказывал мне вашу первую встречу…

– Мосье Вельский, – сказала Фиорина, – видел меня в самую решительную минуту моей жизни, когда я выдерживала страшное сражение за свою свободу… Сражение я выиграла и свободу получила, но – как видите: все равно, не к добру.

Перейти на страницу:

Все книги серии Амфитеатров А. В. Собрание сочинений в десяти томах

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии