Том 2

— Мои рыцари и с помощью Божией я, мы проложим себе путь среди стражи. Я пройду чрез войско, ибо есть у меня свежие кони, и добрый меч, и хорошо укрытый ход потайной. Война объявлена!

Король нахмурил чело.

— Колодцы в твоей крепости высохли, последний лягушонок выскочил из колодца в поисках влаги. Твои свежие кони ржут от голода, твои рыцари едва держатся на ногах. Стена, обращенная к мосту, шатается и рухнет от девятого удара!

Король закончил, и тогда заговорила сестра короля Анежка, голос ее был тих и слова боголюбивы. Не прерывая речи, она приблизилась к Пршемыслу своей непостижимой походкой и положила руку на его плечо. Пршемысл взял ее за кончики пальцев и поцеловал. После чего Анежка подошла к королю и, встав перед ним, пересказала притчу из Священного Писания.

И тогда Пршемысл, взявшись за острие меча своего, перекрестился в знак мира и доброй воли и поднял рукоять меча к лицу. Король встал с места и в знак мира запечатлел поцелуй на прекрасных устах сына. Громко запели, трубы, и барабаны, изукрашенные флажками, зарокотали длинно и протяжно.

Цтибор же вместе с сыном Ярошем уходил в тот час к границе государства.

Наступило перемирие, но страсти, заключенные в душах Пршемысловичей, снова вырвались на волю. И тогда Вацлав приказал подать Пршемыслу и его рыцарям в угощение рыбу без головы, после чего бросил их в темницу.

Минуло недель шесть, и, успокоившись, король еще крепче прижал сына Пршемысла, этого львенка, к груди своей. Цтибор же по приказу разгневанного короля был казнен на горе Петршин, а сын его Ярош колесован.

СЛЕДЫ КОРОЛЯ ПРШЕМЫСЛА

КОВАРСТВО

22 сентября 1253 года король Вацлав со своими любимчиками охотился в лесу у Почапель. Подняв левую руку с натянутым луком, скакал он через кусты. и тут нежданно-негаданно дорогу ему преградила смерть. Крикнула беззвучно — и исчез день для короля, провыла — и звездный смерч взорвался над ним. И выпустил Вацлав поводья, и рухнул с коня.

Конрад, квардиан ордена миноритов, Маркварт из Дунаёвиц и Ярош из Сливна опустились на колени над королем. Их лбы холодны, холодны их руки, трепет ужаса объемлет их, их беспомощность вопрошает:

— Король Вацлав, что надо сделать? Что у тебя болит?

Умирающий глянул на них диким, устрашенным оком, хотел что-то вымолвить, но из уст его не вырвалось ни словечка; уста его были как уста плачущего младенца, как уста спящего, что стонет во сне. Один из фаворитов приблизил ухо к этим вздохам, остальные прекратили причитания. Но они не расслышали ничего, кроме потрескивания суставов сцепленных пальцев да звуков дубравы и отдаленных криков загонщиков, не подозревавших о печальном событии.

Позднее, когда король лежал уже под сводчатым потолком замка, любимчики бодрствовали у его изголовья, так что те, кто, быть может, принадлежал к сторонникам младшего короля, а также те, к кому Вацлав был не слишком благосклонен, не могли приблизиться к ложу.

Тихо переговаривались между собой эти отвергнутые рыцари, и один из них молвил:

— Пора ехать к герцогу Пршемыелу. Пора известить его о печальной новости, ибо старший король, который то миловал младшего, то опалялся на него, умрет. Та, что никого не щадит, постучалась в королевский замок. Зачем же нам медлить? Хорошо, если б можно было скрыть смерть Вацлава до поры, когда возвратится Пршемысл, но как заставить фаворитов молчать? Их слишком много, мы не можем ни перенять их, ни перебить. Давайте же поедем в Австрию, где младшего короля удерживает война.

Послушались благородные рыцари доброго совета, но когда разнесся слух о том, куда они собрались, где-то в уголке сошлись и фавориты Вацлава, и Ярош из Сливны сказал:

— Жалок наш хлеб! Об одном короле отзываемся мы с великим почтением, другого же подвергали насмешкам, сами себе готовя тенета. И это несчастье, это беда, ибо там, где кончается могущество Вацлава, начинается власть короля Пршемысла.

— Истина истертая, как скамья церковного сторожа!

— Клянусь, не собираюсь ее доказывать, лучше скажу так: когда восходит солнце, тьма удирает в свое логово, и пора нам изменить поведение: поклонимся же земным поклоном новому государю! И сделаем это прежде, чем недруги наши достигнут австрийских границ, и раньше, чем они еще пуще разожгут его гнев на нас. Неужто не понимаете, какая выгода заключена в быстроте? Повторяю вам — таким образом вы искупите половину своих поклепов и, выказав усердие и доброе старание, заслужите хоть каплю благосклонности благородного Пршемысла. И потом — где ваша рыцарская верность? Король любил своего отца и все-таки воевал против него; что ж, это пример нам, что любовь и борьба — сестры и отлично уживаются друг с другом.

— Бог даровал мне постоянство, — возразил Маркварт, — я люблю короля теперь, когда он поражен слабостью, точно так же, как прежде. И останусь с ним, буду служить ему, буду ждать, не заговорит ли, и если отойду от него, то лишь затем, чтобы привести к нему какого-нибудь ученого, искусного в лечении.