Том 22. Истина

— Я верю тебе… Верю, что ты меня любишь, несмотря на твое безумство, потому что наше бедное сердце, увы, полно противоречий. Как видишь, теперь мы оба жестоко страдаем. Но жить с тобой я не могу, я больше тебя не люблю, ты мне не нужен. Продолжать нашу совместную жизнь было бы недостойно нас, и мы стали бы еще больше мучиться. Лучше сохраним свою свободу и будем жить как добрые друзья и соседи, занимаясь своим делом.

— А что же будет со мной, мама!. — воскликнула Роза со слезами на глазах.

— А ты, дорогая, будешь любить нас обоих, как любила и раньше… Не думай об этом; когда вырастешь, все поймешь.

Марк подозвал Розу, посадил ее к себе на колени, приласкал; он хотел продолжать разговор о Франсуа, но Тереза предупредила его.

— Прошу вас, дедушка, не настаивайте. В вас говорит сейчас любовь, а не рассудок. Вы сами будете потом раскаиваться, если уговорите меня. Я хочу быть твердой и благоразумной, и вы мне не мешайте… Я понимаю, вы хотите избавить нас от страданий. Но страдания людские никогда не прекратятся. Корень страдания в нас самих, вероятно, это закон жизни. В борьбе, какую ведет рассудок со страстями, сердце человеческое обречено вечно истекать кровью. Быть может, это необходимо, чтобы острее почувствовать, что такое счастье.

И столько скорби было в этом признании, что всем показалось, будто пронеслось холодное дуновение и померк солнечный свет.

— Что поделаешь! — продолжала Тереза. — Не беспокойтесь, дорогой дедушка, мы будем мужественны и сохраним свое достоинство. Пусть мы страдаем, лишь бы страдания не ослепили, не озлобили нас! Никто не узнает о них, более того, наши страдания помогут нам стать лучше, добрее и отзывчивее, мы будем оберегать людей от горя… Не огорчайтесь, дедушка, скажите себе, что вы сделали все, что было в ваших силах, выполнили свою прекрасную задачу — полной мерой отмерится теперь человеку его счастье. И пусть каждый построит свою личную жизнь, как подсказывает ему чувство; пусть льются слезы, это неизбежно. Предоставьте Франсуа и мне жить и страдать по-своему; это касается только нас. Достаточно и того, что вы освободили наш разум, наше сознание и открыли нам новый мир, мир истины и справедливости… И раз уж вы собрали нас здесь, дедушка, то больше не будем говорить о нашем примирении, — в этом мы сами разберемся, — но воспользуемся этим случаем, чтобы горячо приветствовать вас, сказать, как мы преклоняемся перед вами, выразить вам признательность за все, что вы совершили.

Все весело захлопали в ладоши, и казалось, снова ослепительно засияло солнце, вливаясь в высокие окна и застилая класс золотой пеленой. Да, то был триумф родоначальника, который в этом классе столько лет боролся за торжество истины и справедливости, посвятил все силы ума и сердца созиданию грядущего общества. Дети, внуки, правнуки — все до одного его ученики — окружили Марка, этого могучего, достойного преклонения патриарха, творца счастливого будущего. Роза, юная представительница четвертого поколения, сидя у него на коленях, обнимала его за шею и горячо целовала. Внучка Люсьена тоже бросилась обнимать деда. Дочь Луиза, сын Клеман, Жозеф и Шарлотта окружили его. Себастьен и Сарра с улыбкой протягивали к нему руки, а Тереза и Франсуа опустились на пол у его ног, словно объединенные любовью к величавому предку. И Марк, глубоко тронутый нежной привязанностью детей и внуков, весело пошутил, скрывая свое волнение:

— Дети, дети, не возводите меня в божественный сан. Помните, что церкви у нас закрываются… Я только усердный труженик и, как мог, исполнил свою задачу. А место моей Женевьевы в этот торжественный миг рядом со мной!

Он привлек ее к себе, взял за руку, и все бросились ее обнимать; на вершине блаженства была сейчас дружная пара, которой воздавали хвалу в классе начальной школы, куда должны были прийти многие поколения в поисках света, на пути к Городу счастья.