Том 22. Истина

В романе „Истина“ Золя ставит множество политических, социальных и идеологических проблем, имевших для его времени важнейшее значение. На первый план он выдвигает проблему образования народа, которое призвано разогнать мрак векового невежества, поддерживаемого католической церковью (слово-метафора „мрак“ — ténèbres — проходит через весь текст, и ему противостоит слово-метафора „свет“, являющееся синонимом словосочетанию, тоже пронизывающему весь текст, „истина и справедливость“ — vérité et justice). С общей проблемой образования связаны подробно разработанные частные вопросы о соотношении церковного и светского обучения, о начальном образовании, которому Золя придает особое значение, о необходимости совместного обучения мальчиков и девочек и т. и. Важнейшую роль для современного общества имеет разрешение проблемы, к которой Золя возвращается неоднократно, — о взаимоотношениях мужчины и женщины. С его точки зрения, католическая церковь стремится завоевать женщину и через нее осуществить свое влияние на все общество в целом: „Втереться в семью, встать между супругами, подчинить себе жену, воспитанную в благочестивых традициях, и таким образом довести до отчаяния, уничтожить мужа, от которого надо избавиться“, — вот крайне распространенная тактика, какую усиленно рекомендуют и применяют в темном, глухом мирке исповедален» (кн. 2, гл. III); «Весь разлад, весь тягостный спор в нашем обществе происходит именно из-за расхождения между наполовину освобожденным мужчиной и женщиной, оставшейся рабой агонизирующего католицизма, который ей льстит и распаляет ее болезненное воображение» (кн. 2, гл. IV). Золя убежден, что просветительская деятельность должна предшествовать политической. Устами Марка Золя со всей категоричностью формулирует конечный вывод, к которому он пришел, изучая современное ему общество: «Католическая церковь — вот враг, которого мы должны прежде всего устранить со своего пути. Прежде вопроса социального, прежде вопроса политического необходимо разрешить вопрос религиозный, — католичество встало нам поперек дороги. Нам не сдвинуться с места, пока мы не сокрушим церковь — растлительницу, отравительницу, убийцу…» (кн. 2, гл. IV).

С этой концепцией общественной борьбы и связано то, что Золя построил сюжет романа «Истина» вокруг судьбы учителя начальной школы и заменил армию католической церковью. В этом просветительском пафосе одновременно и пропагандистская сила романа, и его слабость; есть известная наивность в уповании Золя на учителя, от которого якобы зависят судьбы всей нации: достаточно воспитать несколько поколений в духе материалистической науки, чтобы установился земной рай, чтобы человечество достигло «истины и справедливости». Дальнейшее развитие истории убедительно показало, что для установления общественной справедливости недостаточно всеобщего распространения научной истины: требуется коренное переустройство социального организма, переустройство, необходимость которого Золя, остановившийся на идеях утопического социализма, не понимал. Его просветительские идеи привели к весьма ограниченной социально-политической программе, выразившейся в создании некоего «нового Евангелия».

С этой просветительской установкой связаны важнейшие структурно-стилистические особенности «Истины». Прежде всего — абстрактно-публицистические проповеди, составляющие значительную часть текста. Устами Марка, своего героя, Золя произносит большие поучающие монологи, которые в прямой форме выражают его идеологические выводы и порой ослабляют художественную целостность повествования. Сплошь и рядом Золя произносит афоризмы, формулирующие те или иные политические, социальные, философские истины. Вот несколько примеров:

«Если Франция Вольтера вновь становилась Францией Рима, тут были повинны просветительные конгрегации, снова наложившие руку на школу» (кн. 2, гл. II).

«Учитель и родители должны шагать рука об руку к единой цели — к истине и справедливости» (кн. 2, гл. II).

«Поп выигрывает то, что учитель проигрывает» (кн. 2, гл. II).

С этой же проповеднической позицией связано и то, что нередко предметом рассуждений и размышлений становится Франция в целом, историческая судьба всей нации. Тогда перед читателем возникает длинная цепь публицистических абстракций: прогресс, истина, справедливость, мрак, свет, ложь и т. п. (ср. начало II главы кн. 3-й или III главы той же книги). Понятно, что публицистическая стихия такого рода, впечатляющая сама по себе, нарушает художественную цельность произведения, если начинает преобладать. Порою кажется, что персонажи, создаваемые воображением романиста, важны лишь как иллюстрации общих идей автора-публициста, что они как бы «разыгрывают» авторскую философскую или политическую программу.