Том 24. Из сборников:«Что мне ненавистно» и «Экспериментальный роман»

Разумеется, это еще не было окончательное решение. Но уже можно было сказать, что монархия обречена, так как она каждодневно сама понемногу убивала себя. И вот когда президентом сделался маршал Мак-Магон, перед нами предстало странное зрелище: монархическое большинство, члены которого дрались между собой, содействовало вопреки своей воле основанию республики. Его яростные нападки, его тайные происки, самые обдуманные и коварные его планы — все в конечном счете приводило к упрочению того строя, который монархисты хотели разрушить. Объясняется это очень просто. В стране развернулось широкое движение в пользу республики, что было вполне логично, ибо только республиканский строй казался людям разумным и единственно возможным. Напрасно суетилось роялистское большинство, бессильное восстановить монархию, — оно все больше становилось непопулярным, то и дело поднималась вся страна, чтобы изгнать его из парламента. Недаром же шла постоянная работа при частичных выборах, когда каждого выбывавшего монархиста заменяли республиканцем; недаром же республиканцы одержали победу 14 октября при выборах в палату депутатов, а 5 января получили большинство и в сенате, — словом, несмотря на отчаянную авантюру Мак-Магона, имевшую место 16 мая, Республика стала законной формой правления и действовала, как и всякая установившаяся власть. Надо сказать, что левые в Национальном собрании запомнили и применили на практике слова г-на Тьера: «Франция достанется самым благоразумным». Разумеется, крайние левые, находившиеся в меньшинстве, призывали к крайним мерам, но Гамбетта, став бесспорным главой партии республиканцев, бросил лозунг — «оппортунизм», характеризовавший терпение, ловкость и благоразумие, которых требовало положение страны. Если ныне президентом стал Жюль Греви, если республиканцы господствуют в обеих палатах, то произошло это благодаря их выдержке: республиканцы не мешали новой эволюции, происходившей в народе, и вместе с тем не желали торопить ее.