Читаем Том 24. Из сборников:«Что мне ненавистно» и «Экспериментальный роман» полностью

Таково положение, и я хочу вкратце подвести его итог. Против писателей-натуралистов ополчилась республика, потому что республика ныне является окончательно установившимся строем и республиканское правительство заразилось той особой болезнью, которую я назвал «литературобоязнью». Кроме того, ополчились против них республиканцы-доктринеры, республиканцы-романтики, республиканцы-фанатики, — словом, самые сильные группы республиканской партии, которым писатели-натуралисты досаждают, разоблачая их лицемерие, задевая их корыстные интересы или их верования. Да нужно ли тут говорить пространно? И станут ли еще удивляться иностранцы, которые прежде не знали подоплеки дела и видели лишь его казовую сторону; станут ли они еще удивляться, убеждаясь, что республиканская партия яростно разносит молодых писателей, которые выросли вместе с нею и в своей работе ставят себе такие же цели, как и она? Я мог бы привести точные факты, но достаточно того, что я указал общие причины. На нашей стороне действительно только республиканцы-натуралисты. Те, кто хочет упрочить Республику посредством наук и экспериментального метода, хорошо чувствуют, что мы идем в ногу с ними. Это выдающиеся люди нашего времени; разумеется, их немного, но они настоящие командиры или позднее будут командирами; и если им приходится вести за собой туповатых солдат (ведь во всех партиях недостает умных людей), то, по крайней мере, они сожалеют, когда наделают глупостей, и надеются вносить с каждым днем больше правды и силы в действия правительства.

Я приведу типический пример странного мышления некоторых республиканцев. Самый удивительный упрек, какой бросают литературе натуралистического направления, — это то, что она литература фактов и, следовательно, бонапартистская литература. Обвинение довольно туманное, и я постараюсь его разъяснить. Для республиканцев, которые так думают, — основой империи являлись факты, а республика опирается на принципы; значит, литература, признающая лишь факты и отвергающая абсолют, должна быть бонапартистской. Как к этому отнестись? Посмеяться? Рассердиться? Поразмыслив, я нашел, что это очень важный вопрос. Право, это удивительное обвинение затрагивает само существование республики.

Ведь многие республиканцы заявляют, таким образом, что республика — это абсолют. Для республиканцев-фанатиков подобное утверждение — непререкаемая аксиома. Республиканцы-романтики с развевающимися на шлемах перьями несутся напрямик в царство идеала и видят в республике апофеоз, настоящий рай, где в солнечном сиянии восседает на престоле бог-отец, надев на голову фригийский колпак. По-моему, это крайне наивная и очень опасная фантазия. Я согласен, пусть будут принципы, как заведена у нас полиция — для спокойствия честных людей. Однако ж абсолют — это чистейшее философское измышление, о котором можно с приятностью порассуждать после обеда, за десертом. Но делать абсолют основой наших земных дел — это значит строить в пустоте, воздвигать сооружение, которое наверняка рухнет при малейшем дуновении ветра. Как я уже говорил, лишь только появляется человек со своими многообразными требованиями — все становится относительным. И тогда уж все определяют факты. Глупо думать, что ты расправляешься с империей, когда именуешь ее «правительством в силу совершившихся фактов». А разве существует правительство вне фактов? Разве республика не является ныне правительством в силу совершившихся фактов? И разве не факты как раз и утвердили ее окончательно?

Перейти на страницу:

Все книги серии Э.Золя. Собрание сочинений в 26 томах

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука