Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

— Прочь с дороги! — закричал он друзьям. — Иначе будет плохо!

— Вы не проедете, — отвечали два друга, — если не отдадите нам женщину, похищенную вами!

— Вы думаете? — с насмешкой возразил всадник.

— Попробуйте! — отвечал дон Грегорио, заряжая пистолет.

Дон Тадео, которому дон Грегорио дал оружие, молча сделал то же.

— В последний раз говорю вам, удалитесь! — закричал всадник.

— Нет!

— Хорошо же, мы проедем по вашим трупам… Вперед!.. — с гневом закричал он, обернувшись к тем, которые сопровождали его.

Пять всадников с обнаженными саблями бросились на двух человек, которые, встав посреди улицы, не отступили ни на один шаг, чтобы избегнуть этого нападения.

Глава X БИТВА

Для объяснения последующих происшествий, мы принуждены на время оставить дона Тадео и его друга в их критическом положении и вернуться к двум главным действующим лицам этой истории, о которых мы уже очень давно не говорили ни слова.

В одной из предыдущих глав мы сказали, что молочные братья выехали из Вальпараисо в столицу Чили, везя с собою все свое богатство и в особенности — огромный запас надежд и мечтаний, которые слишком часто одно и то же. После довольно продолжительной езды, молодые люди остановились ночевать на жалком rancho, слепленном из глины с примесью сухих ветвей и находившемся на самом краю дороги. Обитатель этого печального жилища, бедняк, всю свою жизнь пасший тощий скот, принял путешественников с чистосердечным и дружелюбным гостеприимством. Радуясь, что может предложить им что-нибудь, он разделил с ними говядину, засушенную на солнце, поджаренную муку и прескверный chicha.

Французы, умиравшие с голода, с аппетитом съели эти доселе незнакомые им блюда, хотя и нашли их не очень вкусными. Удостоверившись, что лошади их имеют достаточный запас alfalfa, они завернулись в плащи и улеглись на куче сухих листьев.

На рассвете наши два искателя приключений оседлали лошадей, простились со своим хозяином, которому дали несколько реалов за его гостеприимство, и отправились в путь в сопровождении верного Цезаря. Молодые люди с любопытством рассматривали окрестности и наивно замечали, что не находят большой разницы между Новым и Старым Светом. Жизнь, которую они начинали, столь не похожая на ту, которую они вели до сих пор, была для них полна неимоверного очарования. Они были счастливы как школьники на каникулах. Все принимало в глазах их веселый оборот; словом, они чувствовали, что живут.

От Вальпараисо до Чили, как называют этот город туземцы, около тридцати пяти миль. Дорога, очень хорошая, широкая и в прекрасном состоянии, довольно однообразна и совершенно лишена интереса для туриста. Растительность редкая и тощая; тонкая, почти не осязаемая, пыль поднимается при малейшем дуновении воздуха. Редкие деревья не высоки, высушены солнцем и ветром; своей печальной наружностью они как будто протестуют против опытов культивации этой земли, сделавшейся бесплодной от сильного морского ветра и холодных ветров с Кордильерских гор. Иногда, на огромной высоте видны, как черные точки, огромные чилийские кондоры, андские орлы или дикие коршуны, отыскивающие добычу. Порой, какой-нибудь huaso, возвращающийся в свою ферму, гордо пролетит мимо вас как вихрь на своей полудикой лошади и прокричит мимоездом вечное:

— Santas tardes, Caballero!

Кроме того, что мы описали, путник ничего не встретит на этой дороге, печальной, пустой, пыльной. Нет, как у нас, гостиниц — они были бы аномалией в стране, где чужестранец повсюду входит как к себе. Везде пустыня; надо переносить голод, жажду и усталость.

Но молодые люди ничего не замечали. Энтузиазм заменял то, чего им недоставало; дорога казалась им очаровательной, путешествие восхитительным. Они были в Америке. Наконец ступили они на землю Нового Света, землю, о которой рассказывают столько чудес, о которой говорят столь многие и которая между тем знакома единицам. Расставшись с морем только несколько дней, под впечатлением нескончаемого переезда, скука которого как свинец тяготила их души, они смотрели на Чили сквозь розовые очки своих надежд.

Итак, молодые люди уже находились не более как в миле от Сантьяго, в одиннадцать часов вечера, именно в ту самую минуту, когда десять жертв падали на Большой Площади под пулями солдат генерала Бустаменте.

— Остановимся здесь, — бодро сказал Валентин, — лошади наши немножко переведут дух.

— Зачем останавливаться? — возразил Луи. — Уже поздно и мы, пожалуй, не найдем ни одной гостиницы отпертой.

— Любезный друг, — заметил Валентин смеясь, — ты все еще чертовски парижанин! Ты забываешь, что мы в Америке. В этом городе, высокие колокольни которого обрисовываются на горизонте, все уже давно спят, все двери заперты.

— Что же нам делать?

— Остановимся на обочине, черт побери! Ночь великолепная, небо усыпано бесчисленным множеством звезд, воздух тепл и ароматен… чего еще нам желать?

— Нечего, это правда! — отвечал Луи смеясь.

— Стало быть, как ты видишь, мы имеем еще время поговорить.

— Поговорить! Но, брат, мы только и занимались этим с самого утра!