Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

— Хорошо придумано; таким образом жизнь наша не будет бесполезна, потому что мы будем способствовать счастию окружающих нас.

— И как знать, — улыбаясь, сказал Валентин, — может быть мы сделаемся знаменитыми воинами в Арокании.

Луи отвечал на эту шутку вздохом, который не укрылся от его друга.

— О! — прошептал Валентин. — Он должен быть счастлив против воли!

Курумилла и Трангуаль Ланек показались издали в облаке пыли; они скакали к ферме с множеством лошадей. Друзья встали и пошли к ним навстречу.

Едва вышли они из боскета и отошли на несколько шагов, как ветви раздвинулись, и показалась донна Розарио. Молодая девушка задумчиво остановилась на минуту, следуя взором за обоими французами, которые шли печально и угрюмо. Вдруг она приподняла голову с лукавым видом, голубые глаза ее сверкнули, улыбка сжала ее розовые губки, и она прошептала:

— Увидим.

Она вернулась на ферму с быстротою лани.

В испанской Америке каждое утро в восемь часов звонит колокол, призывающий к завтраку жителей фермы, начиная с хозяина, который садится посередине, до последнего работника, который скромно помещается на нижнем конце. Завтрак — это час, избранный для того, чтобы видеться, желать друг другу доброго здоровья, прежде чем начнутся тяжелые дневные труды.

При первом ударе колокола дон Тадео вышел в залу и встал у стола; дочь стояла по правую его руку. Он приветствовал улыбкой или дружеским словом каждого из работников по мере того, как они входили. Последние пришли французы; дон Тадео пожал им руки, удостоверился взором, что собрались все, снял шляпу, чему подражали все присутствующие, и медленно прочитал молитву; потом по его знаку каждый занял свое место.

Завтрак был непродолжителен. Он длился не более четверти часа. Работники вернулись к своим обязанностям. Дон Тадео приказал подать матэ. В зале остались только дон Тадео, его дочь, два индейских вождя и Цезарь — если можно причислять собаку к обществу людей; благородное животное лежало у ног донны Розарио. Через несколько минут матэ обошел всю компанию.

Без всякой видимой причины тягостное молчание господствовало в собрании. Дон Тадео размышлял, донна Розарио рассеянно гладила собаку, которая положила свою огромную голову на ее колени и пристально смотрела на нее своими умными глазами. Граф и его молочный брат не знали, как начать разговор. Наконец Валентин, стараясь выйти из этого затруднения, решился заговорить.

— Ну! Какой ответ намерены вы дать дону Грегорио Перальта, дон Тадео?

— Вы знаете, друг мой, — отвечал дон Тадео, обернувшись к Валентину, — что Чили, освободившись от человека, который увлекал ее к погибели, не имеет более нужды во мне; я не намерен более заниматься политикой; довольно долго тратил я жизнь на неблагодарный труд, который предпринял, чтобы упрочить независимость моего отечества и освободить его от власти честолюбца. Я исполнил мою обязанность; час отдыха пробил для меня; я отказываюсь от президентства, которое предлагает мне дон Грегорио от имени народа, и хочу посвятить себя единственно счастию моей дочери.

— Не могу не поддержать вашего намерения; оно благородно и прекрасно, дон Тадео; оно достойно вас, — отвечал граф.

— А вы скоро намерены отправить этот ответ? — спросил Валентин.

— Через несколько минут; но к чему этот вопрос? — позвольте спросить.

— Дело в том, — отвечал Валентин, — что друг мой и я возьмемся доставить его, если вы хотите.

Дон Тадео удивленно вскинул брови.

— Как это? — вскричал он. — Что вы хотите сказать? Неужели вы думаете оставить нас?

Печальная улыбка мелькнула на губах молодого человека; надо было храбро приступить к делу, и он не колебался.

— Бог мне свидетель, — сказал он, качая головой, — что самое пламенное мое желание было бы остаться здесь.

— Да, — перебил граф, украдкой бросая невольный взгляд на донну Розарио, которую казалось нисколько не занимал происходивший разговор, — да, мы и то уже слишком долго оставались в вашем очаровательном убежище; эта восхитительная жизнь расслабляет нас; если мы не поторопимся вырваться отсюда теперь же, то никогда не покинем вас…

— Вы должны ехать? — повторил дон Тадео, лицо которого омрачилось, а брови нахмурились. — К чему это?

— Разве вы не знаете, — отвечал Луи, который ободрился при виде беззаботного вида молодой девушки, — что когда мы в первый раз имели счастье встретиться с вами…

— Счастье было для меня, — с живостью перебил дон Тадео.

— Пусть так… мы гонялись тогда за фортуной, — поспешил досказать Валентин, — слава Богу, — прибавил он весело, — слава Богу, теперь наша помощь вам уже не нужна; мы не хотим далее употреблять во зло ваше любезное гостеприимство…

— Это что значит? — вскричал дон Тадео, вставая. — Что вы называете употреблять во зло мое гостеприимство?

— Мы должны ехать, — холодно отвечал Луи.