Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

— О! Я не поверю, чтобы жажда золота побуждала вас оставить меня. Ваши сердца так возвышенны, что эта гнусная страсть никак не могла овладеть ими. А если и так, зачем вы не говорили об этом мне? Слава Богу, я довольно богат и могу дать вам этого презренного металла больше нежели вы могли бы приобрести его в своих безумных поисках.

— Дон Тадео, — отвечал благородно граф, — не жажда золота побуждает нас; расставшись с вами, мы намерены удалиться к пуэльчесам.

Дон Тадео сделал движение удивления.

— Не имейте дурного мнения о нас, — продолжал с жаром молодой человек, — верьте, что если бы важные причины не принуждали нас удалиться, я по крайней мере был бы счастлив остаться с вами; я вас люблю и уважаю как отца.

Дон Тадео с волнением ходил по зале; через несколько минут он остановился перед графом.

— Можете вы объяснить мне эти причины? — спросил он дружелюбно.

Молодая девушка с любопытством приподняла голову.

— Не могу, — отвечал Луи, потупив глаза. Донна Розарио с досадой пожала плечами. Ни один из этих почти незаметных оттенков не ускользал от пытливого взора Валентина.

— Очень хорошо, кабальеро, — возразил дон Тадео с холодным достоинством и оскорбленным тоном, — вы и ваш друг можете поступать, как вам заблагорассудится. Простите мне мои вопросы, но ваше намерение, которое я напрасно стараюсь объяснить себе, разрушает безвозвратно одну драгоценную надежду, осуществление которой составило бы мое счастие; я ошибся, не будем более говорить об этом; не сказал ли Господь: «Раствори настежь дверь твоего дома гостю, который хочет войти, и тому, кто хочет выйти!» Вот мое письмо к дону Грегорио Перальта; когда вы желаете ехать?

— Сию же минуту, — отвечал граф, взяв письмо дрожащей рукой, — друг мой и я, мы имели намерение проститься с вами немедленно после завтрака.

— Да, — подхватил Валентин, который заметил, что его молочный брат, побежденный волнением, не мог продолжать, — мы хотели просить вас принять нашу признательность за дружбу, которую вы удостаивали показывать нам, и уверить вас, что воспоминание о вас всегда будет жить в глубине наших сердец.

— Прощайте же! — сказал с волнением дон Тадео. — Дай Бог, чтобы вы нашли в другом месте то счастье, которое ждало вас здесь!

Валентин поклонился, но ничего не отвечал; слезы душили его, он боялся, что не будет иметь силы исполнить свою последнюю жертву. Граф обернулся к донне Розарио:

— Прощайте, сеньорита! — прошептал он прерывающимся голосом. — Будьте счастливы!

Молодая девушка не отвечала. Он вдруг отвернулся и большими шагами пошел к двери.

Несмотря на всю свою решительность, молодые люди не могли не оглянуться, выходя из дверей, как бы желая приветствовать в последний раз тех, кто был им дорог и кого они оставляли навсегда.

Дон Тадео стоял неподвижно на том же месте. Донна Розарио, потупив взор, продолжала машинально играть ушами собаки. При виде этого жестокого равнодушия безумный гнев уязвил сердце графа.

— Цезарь! — закричал он.

Услышав голос своего господина, собака вырвалась из рук молодой девушки и одним скачком очутилась возле него.

— Цезарь! — слабо прошептала донна Розарио своим мелодическим голосом.

Собака обернулась к ней.

— Цезарь! — повторила она еще нежнее.

Тогда, несмотря на знаки и приказания своего господина, собака легла у ног молодой девушки. Граф, с разбитою душою, сделал последнее усилие и бросился к двери.

— Луи! — вскричала вдруг дона Розарио, поднимая к нему свое лицо, блестящее от слез, и глядя умоляющими глазами. — Луи, вы поклялись никогда не расставаться с Цезарем; зачем же теперь бросаете его?

Луи зашатался, как бы пораженный громом; выражение неизъяснимой радости осветило его лицо, он выронил из рук письмо и упал к ногам восхищенной девушки.

— Батюшка! — вскричала донна Розарио, бросившись к нему на шею. — Я знала, что он меня любит! Батюшка, благословите ваших детей!

И грустно и весело было Валентину при виде этой сцены. Он заключил в глубине души волновавшие его чувства и, взяв письмо, сказал с кроткою улыбкой:

— Я отвезу ответ дону Грегорио.

— О нет! — возразила молодая девушка, очаровательно надув губки и протягивая ему руку. — Вы нас не оставите, друг мой, разве вы не возлюбленный брат Луи? О! Мы не отпустим вас!.. Мы не можем быть счастливы без вас, мы вам обязаны нашим счастьем.

Валентин поцеловал руку, протянутую к нему молодой девушкой, украдкой отирая слезу, но ничего не отвечал.

Этот день прошел быстро и счастливо для всех. Когда наступил вечер, Валентин, входя в спальную, сказал с волнением:

— Прощай, брат! Слава Богу, ты теперь счастлив! Я исполнил свой долг!

Граф взглянул на него с беспокойством.

— Брат, — сказал он ему, — отчего ты так грустен и страдаешь?

— Я, — отвечал Валентин, стараясь улыбнуться, — я никогда не был так счастлив!

Поцеловав графа, удивлявшегося этой внезапной горести, странной в таком человеке, он удалился большими шагами, произнеся опять тихим голосом:

— Прощай!

Луи несколько минут следовал за ним глазами, между тем как сердце его сжималось.

— Что с ним? — прошептал он. — О! Завтра он должен объясниться!