Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

Он встал, бросил вокруг себя вопросительный взгляд и тотчас же наклонился схватить свою винтовку, сделав знак Луи, чтобы и он сделал то же самое.

— Черт побери! — сказал он. — Цезарь был прав… Посмотри, Луи!

Граф устремил взор в ту сторону, куда указывал Валентин.

— О! — сказал он. — Это что такое?

— Гм! Кажется нам придется подраться.

— Пожалуй! — отвечал Луи, заряжая винтовку.

Десять индейцев, вооруженных с ног до головы, верхом на великолепных лошадях, остановились в двадцати пяти шагах от путешественников, хотя те не могли понять, как они успели подъехать так близко, не будучи примеченными.

Ароканские воины, неподвижные и бесстрастные, не делали ни малейшего движения, но смотрели на обоих французов с таким вниманием, которое Валентин, не весьма терпеливый по характеру, начал находить чрезвычайно неуместным.

Глава XVII ПУЭЛЬЧЕСЫ

— Э! Э! — сказал Валентин, свистнув своей собаке, которая немедленно стала возле него. — Эти молодцы, кажется, вовсе не имеют дружелюбных намерений; неизвестно, что может случиться.

— Это ароканы, — сказал Луи.

— Ты думаешь? Как же они безобразны!

— А мне напротив они кажутся очень красивыми.

— Во всяком случае пусть начнут они.

Опираясь на ружье, он ждал. Индейцы разговаривали между собою, все продолжая смотреть на молодых людей.

— Они вероятно совещаются, под каким соусом съесть нас, — сказал Валентин.

— Совсем нет.

— Ба!

— Они не людоеды.

— А! Тем хуже. В Париже все дикари, которых показывают на площадях, людоеды.

— Сумасшедший! Ты даже сейчас шутишь.

— А тебе хочется, чтобы я плакал? Мне кажется, что наше положение и без того невесело, чтобы мы старались еще омрачить его.

Индейцы были по большей части люди не молодые, а лет сорока и сорока пяти в костюме пуэльчесов, самой воинственной нации в Верхней Арокании. Они были одеты в пестрые плащи; их головы были обнажены: волосы, длинные, прямые и жирные, были перевязаны красными лентами, а лица расписаны красками. Оружие каждого состояло из длинного копья, ножа, заткнутого в ножны из невыделанной бычьей кожи, ружья, висевшего на седле, и из круглого щита, обтянутого кожей и украшенного лошадиными и человеческими волосами.

Тот, который казался вождем, был человеком высокого роста, с выразительными жесткими и надменными чертами лица, от товарищей его отличало только длинное перо, прямо воткнутое на левой стороне головы в ярко красную ленту, стягивающую волосы.

Посоветовавшись с товарищами, вождь подъехал к путешественникам, управляя лошадью с неподражаемой грацией и опустив копье в знак мира. В трех шагах от Валентина он остановился и сделал ему, по индейскому обычаю, церемонный поклон, то есть приложив правую руку к груди и медленно наклонив два раза голову.

— Братья мои иностранцы, — сказал он по-испански, — но не презренные испанцы. Зачем находятся они так далеко от людей своей нации?

Этот вопрос, сделанный горловым акцентом и выразительным тоном, свойственным индейцам, был совершенно понят молодыми людьми, которые, как мы уже заметили прежде, бегло говорили по-испански.

— Гм! — заметил Валентин своему товарищу. — Как любопытен этот дикарь, не правда ли?

— Все-таки отвечай ему, — сказал Луи, — это ни к чему нас не обязывает.

— Это правда, мы уже не рискуем подвергнуться большей опасности.

Валентин обернулся к вождю, который бесстрастно ожидал ответа, и лаконически сказал ему:

— Мы путешествуем…

— Одни? — спросил вождь.

— Это вас удивляет, друг мой?

— Разве мои братья ничего не боятся?

— Чего мы можем бояться? — сказал парижанин, приосанившись. — Нам нечего терять.

— А волосы?

Луи расхохотался, глядя на Валентина.

— Уж не насмехается ли над цветом моих волос это гадкое чучело? — заворчал Валентин, раздосадованный замечанием индейца и не поняв смысла его слов. — Подожди немножко! Будьте так добры, поезжайте своей дорогой, господа дикари, — прибавил он вслух, — то, что вы говорите, совсем мне не нравится, знаете ли вы это?

Молодой человек приподнял винтовку и прицелился в вождя. Луи внимательно следил за этим разговором, не говоря ни слова; он впрочем поспешил сделать то же, что и его друг, то есть направил дуло винтовки на индейцев.

Вождь, без сомнения, не совсем понял речь Валентина; однако ж, вместо того, чтобы испугаться угрожающего движения французов, он с минуту смотрел с видом удовольствия на их воинственную и решительную позу, а потом, тихо опустив дуло ружья, направленного против его груди, сказал примирительным тоном:

— Друг мой ошибается: я не имею намерения оскорбить его; я брат его и его товарища; бледнолицые, кажется, ели в то время, как я приехал с моими молодыми воинами?

— Да, вождь, вы говорите правду, — весело перебил Луи, — ваше внезапное появление помешало нам окончить наш умеренный обед.

— Который к вашим услугам, — прибавил Валентин, указывая рукою на провизию, разбросанную на траве.

— Принимаю приглашение, — добродушно сказал индеец.

— Браво! — вскричал Валентин, бросив на землю свою винтовку, и располагаясь сесть. — За стол!

— Да, — возразил вождь, — но с условием!

— С каким? — спросили молодые люди.

— Я дам свою долю.