Том 25. Вождь окасов. Дикая кошка. Периколя. Профиль перуанского бандита

— Гм! — возразил генерал. — Не столько как вы думаете! Но успокойтесь, если это продолжится еще, нам всем придет конец.

— Э! Что вы говорите? — прошептал бедняга с удвоенным ужасом.

— Ясно как день, что если дон Панчо не поторопится придти к нам на помощь, мы все здесь погибнем.

— Но я не хочу умирать, — вскричал сенатор, залившись слезами, — я не солдат. О! Умоляю вас, мой добрый, мой почтенный дон Тибурчио Корнейо, позвольте мне уйти!

Генерал пожал плечами.

— Какое вам дело до этого? — продолжал сенатор умоляющим голосом. — Спасите мне жизнь, научите меня, как я должен выбраться из этой проклятой сумятицы?

— Откуда я знаю? — отвечал генерал с нетерпением.

— Послушайте, — сказал сенатор, — вы мне должны две тысячи пиастров, которые я выиграл у вас в monte, неправда ли?

— Ну что ж далее? — спросил генерал, раздосадованный этим неприятным воспоминанием.

— Дайте мне средство выбраться отсюда, и я не возьму с вас этих денег.

— Вы дуралей, дон Рамон; неужели вы думаете, что если бы я мог выбраться отсюда, я остался бы здесь?

— Вы мне не друг, — сказал сенатор с унынием, — вы хотите моей смерти, вы жаждете моей крови.

Словом, бедняга почти помешался; он сам не знал что говорил; страх лишил его и того немногого здравого смысла, который оставался в нем. Впрочем, положение генерала Корнейо становилось все более и более критическим: резня была страшная; солдаты падали один за другим под ударами Мрачных Сердец, засевших во всех углах площади.

Две или три вылазки, которые предпринял дон Тибурчио, были отражены; не пытаясь более, солдаты увидели себя вынужденными заботиться только о том, чтобы их укрепления не были разрушены.

Вдруг сенатор подпрыгнул как ужаленный, бросился к генералу и, схватив его за руку, закричал:

— Мы спасены! Слава Богу, мы спасены!

— Что хотите вы сказать, дон Рамон! Что с вами сделалось? Вы окончательно помешались?

— Я не помешался, — отвечал сенатор, — мы спасены, я говорю вам, что мы спасены!

— Что? Что случилось? Не дон ли Панчо идет наконец к нам на помощь.

— Какой дон Панчо! Я хотел бы, чтобы он провалился в ад!

— Что же такое?

— Как? Разве вы не видите ничего? Посмотрите, за баррикадами, вон на том углу?

— Ну?

— Парламентерский флаг, белый флаг!

— Посмотрим, посмотрим! — вскричал генерал. — Точно, правда! — прибавил он через минуту. — Да здравствуют трусы.

— То-то? А я так увидал! — сказал дон Рамон, потирая руки, развеселившись и начиная ходить с нетерпением.

В эту минуту пуля пролетела мимо него, засвистев над самым ухом.

— Милосердный Боже! — закричал он, упав на землю, где остался неподвижен словно мертвый, хотя не получил ни одной царапины.

Между тем генерал тоже велел выкинуть парламентерский флаг на окопах и приказал прекратить перестрелку. Сражение кончилось. Не слыша более ничего, сенатор как кролик, украдкой выглядывающий из норы, осторожно поднял голову. Успокоившись царствовавшей тишиной, он боязливо приподнялся и начал осматриваться во все стороны. Убедившись наконец, что опасность прошла, он встал на ноги, которые однако еще дрожали и с трудом поддерживали его.

Глава XXXVII ПАРЛАМЕНТЕР

Как только парламентерский флаг был выкинут, перестрелка прекратилась с обеих сторон; солдаты дона Тибурчио, уже не надеявшиеся получить помощь, обрадовались, что неприятель спас их военную честь, прислав первый парламентера. В особенности сам генерал утомился безуспешной борьбой, которую храбро вел с утра.

— Э! Дон Рамон, — сказал он, обращаясь к сенатору тоном более дружеским, нежели каким говорил до сих пор, — кажется, я наконец нашел средство избавить вас от смерти; стало быть, наше условие остается во всей силе, не так ли?

Сенатор взглянул на него с изумлением; достойный человек вовсе не помнил того, что страх заставил его сказать в то время, как пули свистели в ушах его.

— Я совсем вас не понимаю, генерал, — отвечал он.

— Притворяйтесь-ка невинным, — отвечал дон Тибурчио, со смехом ударив его по плечу.

— Клянусь вам честью, дон Тибурчио, — настаивал сенатор, — я вовсе не помню, обещал ли я вам что-нибудь.

— А!.. Впрочем, это может быть, потому что вы очень боялись; но подождите, я освежу вам память.

— Вы сделаете мне удовольствие.

— Сомневаюсь, но все равно. Не прошло еще и часа, как вы мне сказали на этом самом месте, где мы стоим, что если я найду средства избавить вас от опасности, вы не возьмете с меня двух тысяч пиастров, которые я вам проиграл.

— Вы думаете? — спросил сенатор, в котором пробудилась жадность.

— Я это знаю наверно, — отвечал генерал. — Спросите этих господ, — прибавил он, указывая на офицеров, стоявших возле.

— Это правда, — подтвердили они, смеясь.

— А!

— Да, и так как я не хотел вас слушать, вы еще прибавили…

— Как? — вскричал, подпрыгнув, дон Рамон, который хорошо знал с кем имел дело. — Разве и еще прибавил что-нибудь?

— Как же, — сказал генерал, — вот ваши собственные слова. Вы сказали: я прибавляю еще тысячу.

— О! Не может быть, — вскричал сенатор вне себя.

— Может быть, я дурно расслышал?

— Именно!

— Мне даже кажется, — бесстрастно продолжал генерал, — что вы обещали две тысячи…