Я захватил принадлежности для бритья и поплелся к ручью, возле которого мы остановились. Вода была чрезвычайно холодной, и это было самое скверное бритье за последние годы. Когда я вернулся, Веда поджаривала на спиртовке бекон.
— А не остаться ли нам пока здесь? — спросил я, оглядываясь по сторонам. — В старые добрые времена самогонщики использовали именно такие места. Возможно, мы отыщем какую-нибудь хижину или сарай поблизости. В конце концов им надоест искать нас. Переждем неделю-другую, пока схлынет горячка и они ослабят бдительность, и уедем. Кроме того, мне нужно время, чтобы отросли усы. Думаю, мы сможем их обмануть.
Она кивнула. Теперь, когда у нас был выработан приемлемый план, настроение ее явно улучшилось. За завтраком я рассказал ей о самогонщиках времен сухого закона и как они прятались здесь со своими аппаратами и возили свою продукцию в город на двуколках. Здесь была построена дюжина хижин, и мы обязательно найдем, где укрыться.
После завтрака, когда мы мыли посуду в ручье, я сказал:
— Сегодня ночью я проснулся и более трезво обдумал это сумасшедшее дело. До сих пор я был слишком ошарашен, чтобы спокойно рассуждать.
— О чем же ты думал?
— Я спрашивал себя, кто же убил Бретта.
— Но разве не ты?
Эти слова вырвались у нее непроизвольно. Произнеся их, она поднесла руки ко рту и побледнела.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я, удивленно глядя на нее. — Неужели ты думаешь, что это я застрелил его? Я же тебе рассказывал, как все это произошло.
— Я все знаю… Это просто случайно вырвалось у меня. Я не это имела в виду… Прости, Флойд.
Она избегала смотреть мне в глаза, и я похолодел.
— Так ты думаешь, что это я убил его?! Ну, говори! Ведь ты так думаешь, да?
Она схватила меня за руку и прижалась ко мне.
— Мне все равно, ты это или нет! — закричала она. — Все равно! Я хочу быть только с тобой!
— Это сплошное безумие, Веда! Так ты все время думала, что это я застрелил его?
— Меня это не волнует, — она отошла в сторону. — Если не ты убил его — тем лучше.
Я с такой силой сжал ее руки, что она вскрикнула.
— Теперь слушай, малышка, ты должна мне поверить. Его убили в то время, когда я искал пудреницу. Я стоял на пьедестале, когда раздался выстрел. Бросившись к двери, я увидел Бретта уже мертвым. Пистолет лежал у его ног. Вот так все и было. Ты должна мне верить.
— Конечно, дорогой! — она вытерла слезы. — Конечно. — Можно было подумать, что она уговаривает ребенка, который увидел привидение:
— Бред какой-то! Уж если ты мне не веришь, так кто же тогда мне поверит?!
— Да нет же, я тебе верю. Не принимай все близко к сердцу, дорогой.
— Если ты думаешь, что это я убил Бретта, так зачем же тогда поехала со мной?
— Что бы ты ни сделал, это никак не изменит моего отношения к тебе. Ты для меня все!
— Прекрасно, что я для тебя все. Но я не убивал Бретта!
— Разумеется, дорогой.
Я отнес посуду к машине и сложил в багажник. Самое дурацкое, что я понимал — она не верит мне! Она уверена, что это я убил Бретта, а все остальное выдумал. Возможно, и Мак рассуждал подобным же образом.
Я подошел к ней.
— Послушай, Веда, я скажу тебе одну из причин, по которой я не мог убить его. Вспомни, я пошел туда за деньгами. Но я их не получил. Неужели ты думаешь, что я не взял бы их, если бы убил его?
— Наверное, он приготовил тебе деньги, но полиция о них ничего не сообщила. Ты думаешь, они их присвоили?
Я быстро отступил назад. У меня было такое ощущение, что меня ударили кулаком по лицу:
— Вот оно! — воскликнул я. — Вот почему его убили! Кто-то знал, что он должен передать мне деньги, и застрелил его.
— Да, — Веда по-прежнему не смотрела на меня.
Я схватил ее за плечи и принялся трясти, как грушу.
— Так ты думаешь, это сделал я? Думаешь, я прикончил его, взял деньги и оставил себе кинжал? Так?
— Пусти… дорогой… мне больно…
И тут меня осенило.
— Герман! — воскликнул я. — Он знал! Я сам сказал ему! Он знал, что я собираюсь к Бретту. Я был последним идиотом, когда сказал ему об этом! Он мог поехать туда и убить Бретта, зная, что этим загонит меня в угол. Ведь наверняка подозрение падет на меня. Это Герман!
Внезапно она стала такой же возбужденной, как и я.
— Дорогой, скажи мне еще раз, что это не ты сделал! Нет! Нет! Теперь я ясно вижу, что это не ты! Какая же я дура! Я думала… Я так волновалась… Прости меня, Флойд!
— О чем разговор, — буркнул я, и она присосалась ко мне, как пиявка. — Это Герман! Это мог сделать только Герман!
— Поговорим по дороге, Флойд. Нам пора ехать, уже светло.
— Герман, Герман! — повторял я, как заведенный, ведя машину. — Это его рук дело. Что ты знаешь о нем, Веда? Он нуждается в деньгах?
— Иногда. Он играет. Этим часто пользуется Бойд.