Том 27

От имени своих союзов: Члены комитета французского эмигрантского общества демократов-социалистов в Лондоне: Адан (Камбрер), Бартелеми (Эмманюэль), Каперон (Полен), Фанон, Гуте, Тьерри, Видиль (Жюль). Делегаты постоянной комиссии секции польской демократии в Лондоне: Завашкевич, Варскироский. Члены демократически-социалистического комитета немецких эмигрантов[170] и Общества немецких рабочих: Диц (Освальд), Геберт (А.), Майер (Адольф), Шертнер (А.), Шаппер (Карл), Виллих (Август). Делегаты венгерского демократического союза в Лондоне: Молинари, Шимони.

Лондон, 16 ноября 1850 г.»

Коль для клопов уж это не годится,
То хуже вряд ли даже и приснится.^{231}

Когда я прочитал манифест Роллена, Мадзини, Руге и др. к немцам[171], где их призывают петь боевую песнь, напоминают им, что их предки назывались «франками», и где говорится, что прусский король уже решился на то, чтобы позволить Австрии разбить себя, — то я полагал, что не может быть ничего глупее этого. Но нет! Появляется манифест Фанона — Каперона— Гуте, — как называет его «Patrie», этих dii minorum gentium^{232}, — того же содержания, как правильно замечает эта газета, но без блеска, без стиля, с самыми жалкими цветами красноречия, вроде выражений: «змеи», «наемные убийцы» и «кровавые бойни»! Приводя несколько строк из этого шедевра, «Independance» сообщает, что его составителями были «самые безвестные рядовые демократы» и что эти бедняги послали манифест корреспонденту этой газеты в Лондоне, хотя она и придерживается консервативного направления. Так жаждали они, чтобы оно было напечатано. В наказание газета не приводит ни одного имени, a «Patrie» называет только три вышеупомянутых. В довершение всего они пересылают через одного штраубингера (этот же субъект рассказал вчера сию печальную историю Пфендеру) 50 экземпляров для отправки во Францию. Недалеко от Булони он выбросил 49 штук в море, а в Булони, ввиду отсутствия у него паспорта, его вернули в Лондон, и этот штраубингер рассказывает, «что теперь он собирается в Бостон».

Будь здоров и отвечай немедленно.

Твой К.Маркс

Кстати! Напиши же, наконец, достойному Дронке, чтобы он отвечал на письма по делам Союза, а не только обращался с просьбой о деньгах. Господа кёльнцы[172] еще ничего о себе не дали знать. Вейдемейер упоминает о «Хауде», который жестоко поплатился в Германии, а теперь опять находится здесь; он его считает «в общем славным парнем».

Ты должен серьезно подумать, о чем тебе написать. Англия не подходит, так как об этом уже имеются две статьи, а вместе со статьей Эккариуса, пожалуй, и все три. О Франции тоже много не скажешь. Быть может, ты смог бы, в связи с новейшими произведениями Мадзини, взять, наконец, за шиворот этих жалких итальянцев вместе с их революцией? (Его «Республика и монархия» и т. д. и его «Религия, папа» и т. д.)

[Приписка Женни Маркс]

Дорогой г-н Энгельс!

Ваше дружеское участие в связи с постигшим нас тяжелым ударом — потерей нашего маленького любимца, моего бедного, стоившего мне стольких страданий крошки^{233}, — принесло мне большое облегчение, тем более, что в последние тяжелые дни я имела все основания горько жаловаться на нашего друга Ш[рамма]. Моему мужу и всем нам сильно недоставало Вас, и мы часто тосковали без Вас. Все же я рада, что Вы уехали отсюда и находитесь на верном пути к тому, чтобы стать крупным хлопчатобумажным лордом. Постарайтесь только поосновательнее вклиниться между обоими враждующими братьями; эта борьба сделает Вас необходимым Вашему почтенному папаше, и мысленно я уже Вас в качестве Фридриха Энгельса junior^{234} и компаньона Вашего отца. Но самое лучшее при этом все же то, что Вы, несмотря на торговлю хлопком и прочее, останетесь прежним Фрицем и, говоря языком трех архидемократов, Фридриха-Вильгельма (первого), Кинкеля и Мадзини, «не отойдете от священного дела свободы». Карл уже написал Вам кое-что о здешней грязи; я еще прибавлю несколько фактов. Толстый невежа Хауде в своем клеветническом турне по Германии потерял весь свой жир и очень неловко себя чувствует, когда кого-нибудь встречает. У диктатора Гиппопотама^{235}, говорят, появился маленький гиппопотам сомнительного происхождения, и рыцарь Грейт-Уиндмилл Виллих Гогенцоллерн увеличил свою благородную свиту несколькими негодяями и разбойниками с большой дороги. Наша собственная публика перебивается изо дня в день, занимая в долг несколько пенсов. Рингс зарабатывает теперь кое-что в качестве клакера у герцога Брауншвейгского, который опять произносит речи перед судом.

На недавнем польском банкете, который сообща устроили французские, немецкие, венгерские и польские crapauds^{236} (Виллих, Фиески, Адан и др.), дело дошло до драки. Больше мы ничего не слыхали об этой шайке.