В прошлое воскресенье он пригласил меня к себе. Целью было побудить Джонса согласиться с заголовком: «Friend of the People». Я не пошел. Пусть он с этим обращается к Л. Блану, Ландольфу, Шапперу или Виллиху. С меня уже хватит того публичного воскурения фимиама, которым Гарни неутомимо встречает маленьких великих мужей.
Несмотря на этот инцидент, на то, что и ты, Брут (Гарни), если не выступаешь против нас, то во всяком случае разыгрываешь роль беспартийного, в то время как Энгельс работает на тебя в Манчестере, Эккариус{276} пишет в твоем органе, а я при случае обрабатываю для тебя Джонса, — несмотря на все это, мне очень нравится та общественная, подлинная изоляция, в которой находимся теперь мы оба, ты и я. Она вполне соответствует нашей позиции и нашим принципам. Система взаимных уступок и половинчатости, которую приходится терпеть из приличия, а также необходимость брать на себя перед публикой долю ответственности за смехотворные вещи в компании со всеми этими ослами, — с этим теперь покончено.
На это письмо я тоже прошу тебя тотчас же ответить. Я здесь встречаюсь почти лишь с одним Пипером и живу совершенно замкнуто. Ты поймешь поэтому, что мне тебя здесь особенно не хватает и что у меня есть потребность поговорить с тобой.
Ты увидишь завтра из газет, что дотация отклонена большинством в 102 голоса[205].
Твой
[Манчестер], среда, [12 февраля 1851 г.]
Дорогой Маркс!
Я только что нашел дома твое письмо и пользуюсь немедленно сегодняшней почтой, чтобы известить тебя, что я в конце этой недели или, самое позднее, в начале будущей постараюсь выслать тебе 1 ф. ст. 10 шилл. для Ландольфа, чтобы скорее покончить с этой историей и не затягивать ее дольше. Наш друг Ландольф еще раз показал себя старой бабой, а нелепое мелкое тщеславие этого сверхумного Л. Бл[ана] принимает такую форму, которая характеризует этого возвышенного карлика как настоящего дурака. Это хорошо. Все более и более убеждаешься в том, что эмиграция — это такой институт, благодаря которому каждый человек неизбежно должен превратиться в дурака, осла или просто мошенника, если он совершенно не порвет с эмиграцией и не удовлетворится положением независимого литератора, которому нет решительно никакого дела до так называемой «революционной партии». Это подлинная школа злословия и подлости, в которой последний осел превращается в первого спасителя отечества. Во всяком случае маленькому искателю популярности придется за это поплатиться, как только у нас снова будет свой орган. Ты знаешь, что здесь я лишен всех своих бумаг, поэтому укажи мне еще несколько известных тебе источников по французской истории 1830–1848 гг., а я постараюсь хотя бы литературными средствами добиться того, чтобы подложить господину претенденту под зад несколько горячих углей. Кроме того, в своих статьях для «Friend of the People» я думаю потребовать, — если ты ничего не имеешь против, так как эту историю Блан рассказал тебе, — чтобы он опубликовал сообщения, полученные от г-на Мадзини насчет характера Европейского центрального комитета и его позиции по отношению к социалистам и коммунистам, причем я сделаю необходимые намеки, чтобы все было понятно. Зачем нам стесняться?
Гарни сегодня получит три статьи, носящие характер введения, несколько растянутых, с разбросанными в них кое-где легкими намеками. Досадно только то, что перед английскими пролетариями и гарниевской публикой трудно нападать на Ледрю и компанию без того, чтобы хоть отчасти не отожествить себя с кликой Виллиха — Барт[елеми]. В конце концов, не остается другого выхода, как посвятить этой клике несколько специальных статей. В этих первых трех статьях еще ничего особенного не содержится, они скорее написаны ради Гар-ни, для того чтобы наставить его на верный путь, а не ради какой-либо иной цели. Зато в №№ 4–9 последует удар за ударом атака против Ледрю, Мад[зини], Руге и т. д. в наиболее прямой и личной форме, какая только возможна.