Том 29: Сделай одолжение... сдохни!

— Я сказала, Джек.

— И где же, по-твоему, я возьму такие деньги?

— У мерзавки Эссекс, где же еще?

— С ума спятила! Делать ей нечего — отдавать мне такую прорву денег.

— Отдаст, — торжествующе осклабилась Пэм и вынула из сумочки еще одну фотографию. — Я ни за что не додумалась бы, а вот Хуан додумался. Со дня твоего возвращения сюда он нанял частного сыщика — присматривать за тобой. — Она кинула мне фотографию. — Пятьсот тысяч для нее — семечки. Она раскошелится, лишь бы этот снимок не попал на глаза мистеру Лейну Эссексу.

Я взглянул на фотографию. Меня сняли у нового «кадиллака», на фоне коттеджа в горах. Я протягивал Сэму свою сумку.

Она оставила после себя запах дешевых духов и пять проклятых фотографий. Перед самым уходом сказала, что Аулестрия свяжется со мной.

— Теперь, Джек, он будет вести переговоры. Поезжай к мерзавке и все уладь. Долго ждать не станем.

Я не представлял, что скажет Викки. Мое дело — табак, само собой, но можно ли вытащить ее из этой грязи? Если Сэм выстоит под натиском и сохранит верность хозяйке, тогда мое изображение на фоне коттеджа не так уж опасно. Викки может сказать Эссексу, что пустила меня в дом на время отпуска, а сама и близко к нему не подходила. Однако, подумав, я убедился, что этот номер не пройдет. Наверняка она предупредила Эссекса о том, что собирается пожить в коттедже, да и Сэму вовек не выдержать перекрестного допроса при участии Эссекса и его подручных.

Как же быть?

Я сложил фотографии в конверт, а конверт спрятал в нагрудный карман. Закурил сигарету, задумался, как найти выход из трудного положения. Первое, что пришло в голову, — подкараулить Пэм с Аулестрией и прикончить их, однако и это ничего не давало. Аулестрия — не дурак. Он наверняка принял меры предосторожности и передал комплект фотографий на хранение адвокату с распоряжением: «В случае моей смерти…» Работай Пэм в одиночку, я спокойно убрал бы ее, а вот Аулестрия орешек покрепче.

Снова мысли вернулись к Викки. В поисках выхода я попусту трачу время. Надо обсудить это с ней. И я поежился, представив ее в ярости. «Попробуй только втянуть меня в свои грязные делишки — пожалеешь, что родился на свет!» Теперь она оказалась втянутой в грязь из-за собственной прихоти. Лишь потому, что ей не захотелось порывать со мной, она солгала не только Эссексу, но и представителям страховой компании.

Я взглянул на часы: 14.45.

Собравшись с духом, я вышел из своей квартиры и отправился в коттедж. Эту поездку мне суждено было запомнить на всю жизнь. Чем ближе подъезжал я к коттеджу, тем сильнее охватывал меня страх. Я уже видел ее в гневе и содрогался при мысли о скандале, который она закатит, когда узнает, как влипла из-за меня.

Еще я думал о долгих годах, которые, вероятно, проведу за решеткой. Уж лет пятнадцать мне вкатят, как пить дать. Освобожусь уже за сорок, ни на что не годный. В последнюю очередь я вспомнил о своем старике. Его эта история наверняка вгонит в могилу.

Я остановился возле коттеджа, и Сэм с улыбкой открыл дверь.

Я вошел в дом, а ему велел убрать «кадиллак» с глаз долой в один из гаражей.

Викки лежала на диване, листая журнал «Вог». Глядя на нее, я стал на пороге. Она отложила журнал и улыбнулась:

— Привет, Джек! Как хорошо, что так рано вернулся! — Она похлопала по дивану. — Иди сюда, поцелуй меня.

Я шагнул в комнату и затворил за собой дверь. Но к ней не пошел, а привалился к двери спиной.

Она вскинула брови:

— Полно, Джек! Не принимай мои выходки всерьез. Я взбесилась. Со мной это бывает. Ты все уладил?

— Можешь снова беситься, — проговорил я, доставая из кармана конверт и бросил на диван.

Ее лиловые глаза похолодели. Чувственная, голодная улыбка в мгновение ока слетела с лица.

— Что это?

— Посмотри.

Она перевела взгляд на конверт, но не притронулась к нему.

— Что это?

Я подошел к дивану, взял конверт, вынул пять фотографий и веером рассыпал перед ней.

Она поглядела на них, потом не спеша, внимательно рассмотрела каждую в отдельности. Наконец дошла очередь до той, где были сняты я и Сэм. Ее Викки изучала особенно долго, затем сложила фотографии в стопку и протянула мне.

— Сколько?

Потрясающая женщина! Ей не пришлось ничего разжевывать, она не устроила сцены.

— Пятьсот тысяч… полмиллиона.

— Дорогой ты любовник.

В ответ я промолчал.

— Ладно, не убивайся, будто наступил конец света. Садись, — показала она на стул рядом с диваном. — Рассказывай.

Я сел.

Она лежала без движения, уставившись на свои руки, пока я рассказывал про Пэм и Аулестрию.

— На этом они, конечно, не остановятся, — промолвила она, словно размышляя вслух. — Откупишься от них, и они повадятся тянуть из меня деньги, шантажисты всегда так поступают. — Она подняла на меня глаза. — Ты убил Эрскина. А их можешь?

— Да, но это не выход. Аулестрия наверняка предусмотрел такую возможность.

Она кивнула:

— Конечно, я могу пойти к мужу и повиниться перед ним в своей глупости в расчете на его доброе отношение. — Она снова рассуждала как бы сама с собой.

— Конечно, можешь, — дрогнувшим голосом произнес я.