Я уговаривал себя, что она многим рискует, поэтому готова откупиться за полмиллиона. При ее сказочном богатстве пятьсот тысяч для нее — все равно что для меня сотня, и все-таки я чувствовал какой-то подвох. Я сидел у окна, смотрел на закат, и мне померещилось, что на горизонте снова сгущаются тучи.
Я поужинал, побродил по городу, потом вернулся к себе и лег в постель. Мне не спалось. В голову лезла всякая всячина. Часа в два ночи я не выдержал, принял три таблетки снотворного и забылся тяжелым сном.
Очнулся только к полудню. Остаток дня тянулся бесконечно долго. Я не находил себе места. Думал о Викки, и вдруг безумно захотелось обнять ее, но этому, я знал, уже не бывать. Небрежный жест и холодное равнодушие в лиловых глазах все объяснили без лишних слов.
Я спустился в бар, заказал двойную порцию виски со льдом и сандвич с куриным мясом. Поел просто так, от нечего делать. После поехал на пляж. Красоток там было хоть отбавляй, но у меня начисто пропал к ним интерес. До самых сумерек просидел я в машине, глядя на море, терзаемый мыслями. Потом вернулся в свою квартиру и сел смотреть телевизор.
Следующий день ничем не отличался от предыдущего. Надо встряхнуться, уговаривал я себя. Ведь завтра Аулестрия исчезнет из моей жизни. А послезавтра явлюсь к Уэсу Джексону и приступлю к работе. Я был уверен, что стоит мне включиться в работу, как весь этот кошмар позабудется. Начал было обдумывать, чем займусь в должности начальника аэродрома. Даже набросал кое-что на бумаге, но отвлечься так и не смог.
Около семи вечера позвонили в дверь. Пришел Сэм. Он протянул мне пухлый конверт.
— Сэм, ну как она там? — спросил я, принимая конверт.
— Хорошо, мистер Крейн. У нее всегда все будет хорошо. — Он переступил с ноги на ногу. — Вот, надо прощаться. Уезжаю.
— Как это?
— Миссис Эссекс больше не нуждается в моих услугах, — с грустью улыбнулся он.
— Она что, уволила тебя?
— Точно так, мистер Крейн.
Меня возмутила такая бесцеремонность.
— И что же ты собираешься делать?
— Проживу. У меня есть сбережения. Поеду домой.
— То есть она выставила тебя вон… вот так запросто?
— Когда-нибудь это должно было случиться. У госпожи трудный характер. Если у нее все ладится, тогда с ней легко, а если не ладится, то очень тяжело.
— Прости, Сэм. Наверно, это я во всем виноват.
Его славное, доброе лицо тронула горькая усмешка.
— Не вы, так подвернулся бы кто-нибудь другой. — Он вытер руку о штаны и протянул мне. — Прощайте, мистер Крейн, спасибо за приятное знакомство.
Мы пожали друг другу руки, и он ушел.
А вдруг со мной поступят так же, задумался я. Когда все будет позади, когда Аулестрия заберет выкуп, вдруг меня тоже выставят вон! Я подошел к креслу и сел.
Да, сказал я себе, похоже, так и сделают — выставят за дверь. Она выгнала Сэма, чтоб не мозолил глаза, выгонит и тебя. Выгонит, как пить дать.
Мой взгляд упал на пухлый конверт, который я держал в руке. Я вскрыл его. Внутри лежали пять облигаций на предъ-явителя достоинством в сто тысяч долларов каждая. Я мог бы сесть за руль «кадиллака» и махнуть куда-нибудь подальше. Ведь эти облигации — живые деньги. Мог бы — но не сделал этого.
Я задумчиво сидел в кресле. Будущее полетело под откос. Что же будет со мной?
Мне вдруг захотелось, чтобы кто-то утешил меня, а это было дано только одному человеку на свете.
Голос моего старика в телефонной трубке показался мне усталым.
— Вот это сюрприз. Как дела, Джек?
— Нормально. Я тут думал. С этой работой, наверно, ничего не выйдет. А тот гараж еще не продали?
— Может, и нет. Не знаю. Я спрошу. А что, Джек, ты купил бы?
— Возможно. Спроси на всякий случай. — У меня лежало в банке двадцать тысяч долларов, полученные от Эссекса. Не придется занимать у отца. — Как наш сад?
— Великолепно. Розы пышные, как никогда. Джек… — Я слышал его взволнованное дыхание. Усталости в голосе как не бывало. — Ты собираешься домой?
— Возможно, пап. Я сообщу немного погодя. Да… наверно, приеду.
— Хорошо, сынок. Жду вестей.
— Долго ждать не придется. Пока, пап. — И я повесил трубку.
В ту ночь я уснул без снотворного.
Утром, садясь в «кадиллак», я поймал себя на мысли, что поведу его в последний раз. Машина была хорошая, и я с сожалением запустил двигатель. Доехал до «Хилтона», вырулил на стоянку. Церковные часы вдалеке пробили десять. Держа в руке конверт с облигациями, я поднялся по лестнице в роскошный вестибюль отеля. Через несколько минут, сказал я себе, входя в лифт, можно будет вздохнуть свободнее.
Я прошел по коридору и постучал в номер Аулестрии. Дверь тотчас отворилась, Аулестрия посторонился и пропустил меня в комнату. Потом он выглянул в коридор, повертел головой влево-вправо и затворил дверь.
У окна стояла Пэм. Она была в легком плаще, а у ее ног я увидел два дорогих на вид чемодана.
— Мистер Крейн, облигации у вас? — спросил Аулестрия.
— У меня. — Я вынул облигации из конверта и показал ему. Он не потянулся к ним, а только внимательно пригляделся и кивнул.
— Прекрасно. — Он в свою очередь вынул из кармана конверт: — Вот фотографии и негативы. Берите, а я возьму облигации.