Читаем Том 3 полностью

Саня. Пыталась. Он на меня смотрел с глубоким сожалением. Но вот теперь все изменилось. Ничего не узнаю. Он пишет мне удивительные письма. Никаких агрегатов, пучков энергии, и сердце уже больше не реле, — словом, я потрясена.

Зина. Теперь стоп. Шутки в сторону. Почему изменилось? Когда? Что случилось?

Саня. Я как-то его обругала. При людях… Вырвалось. Назвала уродом. Много всякого наговорила. И он приник. Не знаю что, но что-то его поразило. Он несколько раз спросил: «Неужели я произвожу такое отвратительное впечатление?» А потом, месяца через два, пришло от него первое письмо.

Зина. С покаянием?

Саня. Без… Просто умное письмо. О чувстве прекрасного.

Зина. Женька? Дальше.

Саня. А дальше обо мне. Но мне неловко…

Зина. И не рассказывай. Значит, чувство прекрасного относилось к тебе. Ему ты можешь верить. Такой уж это тип человека. Если вбил себе в голову, что он агрегат, то так и будет ходить агрегатом. Если не агрегат, то будет человеком — не нарадуешься. Салазкин не разный. Он цельная натура.

Саня. А я боюсь. И твой пример…

Зина. Мой пример — это одно. Твой пример — это другое. Женька тебя любит. Как сказал на выпускных экзаменах: «Я тобой живу», так и получилось. А кибернетическими выкрутасами увлекается не он один. Молодость.

Появляется Салазкин.

Салазкин. Меня все бросили. Укропов четвертует поросенка. Можно приютиться здесь?

Зина. Так что же у нас получается, Женя?

Салазкин. А я не знаю.

Зина. Не знаешь… Нет, знаешь. Открылся девушке в любви на выпускном и тянешь подряд два года. Довольно некрасиво.

Саня. Зина, что ты делаешь?

Зина. Что делаю? Говорю на языке народа.

Салазкин. Не нахожусь, что и ответить.

Зина. Опять не находишься. Когда же ты найдешься?

Саня. Зина, это ужасно.

Зина. А я что говорю. Конечно, ужасно.

Салазкин. Ты, Зина, вполне серьезно ставишь этот вопрос?

Зина. Ах, Женя, хотела бы я снова сделаться несерьезной… Но, увы, не сделаюсь.

Входит Фиса.

Фиса(Зине). Опять вас просят к телефону.

Зина. Благодарю. Лечу. (Уходит.)

Фиса. И что это за Зина?.. Авторитетная.

Салазкин. Бывают и такие.

Фиса. Бывают, вижу. (Уходит.)

Салазкин. Саня.

Саня. Что, Женя?

Салазкин. Так вот, Саня… вот так.

Саня. Вот так, Женя… Так вот.

Салазкин(с необыкновенной для него силой). Что я тебя люблю, ты знаешь. Я написал тебе об этом сорок писем… Может быть, больше, не считал. И никому ничего подобного я не говорил. И все мотивы моих писем, все их темы, вся музыка строк сводились к моим словам. Их всего три. «Я тобой живу». Ты, наверно, помнишь. Это случилось как раз на выпускных. Зина, как всегда, точна. Прошло два года. Слышишь? И опять я могу повторить те три слова. Но это — я. А ты?

Саня. Женя, а ты спросил меня тогда, назад два года, живу ли я тобой?

Салазкин. Не спросил.

Саня. Не спросил. И я считаю, что горе в том, что вы не спрашиваете. Иван у Зины ни о чем не спрашивал.

Салазкин. «Иван», «Иван»… Он — случай, а не общее явление. И меня он не трогает.

Саня. А меня трогает. Я не хочу встретиться с таким случаем.

Салазкин. Такого случая не будет. Я тобой живу. Но теперь я спрашиваю. Я так тебя люблю, что не могу представить себе, как можно взять эту руку, если рука… твоя рука ко мне не тянется. И только потому я так с тобой говорю, что знаю: ты живешь мною.

Саня. Женя, ты восхитителен. А еще что ты знаешь?

Салазкин. Еще я знаю, что ты живешь мною.

Саня. Слышу. А еще?

Салазкин. Ты живешь мною… мною… мною…

Появляется Укропов.

Укропов. Что ты кричишь? Ну кто так делает?

Салазкин. Я делаю, потому что я воюю за свое будущее.

Укропов. В будущем ты будешь жить при коммунизме.

Саня. Укропов неизменен.

Салазкин. Я хочу жить при коммунизме не один, а вдвоем.

Входит Зина.

Зина. Можете меня поздравить. Говорила со Львом Порошиным. С ходу предлагает работать у них над новой темой. Параллельно могу вести научную работу.

Укропов. Уж за твое-то будущее мы все спокойны.

Зина. А что у них? Переговоры зашли в тупик?

Укропов. Переговоры? У них? О чем?

Зина. О том, о чем переговариваются люди с тех пор, как научились говорить. И главным образом в их возрасте.

Укропов. Они? Не понимаю. Саня, кто Женьку называл уродом?

Саня. Я.

Укропов. А что теперь будет?

Саня. А теперь будет то, что я не буду называть его уродом.

Укропов. То-то я смотрю на Салазкина… не тот Салазкин.

Входит Фиса.

Фиса(Зине). Вас опять просили к телефону, но я сказала, что вы у нас в гостях и мы садимся за стол. А где же остальные?

Укропов. Куда-то скрылись.

Фиса. Что за новости! Сейчас найду. (Уходит.)

Перейти на страницу:

Все книги серии Н.Ф. Погодин. Собрание сочинений в 4 томах

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза
Ладога родная
Ладога родная

В сборнике представлен обширный материал, рассказывающий об исключительном мужестве и героизме советских людей, проявленных в битве за Ленинград на Ладоге — водной трассе «Дороги жизни». Авторами являются участники событий — моряки, речники, летчики, дорожники, ученые, судостроители, писатели, журналисты. Книга содержит интересные факты о перевозках грузов для города и фронта через Ладожское озеро, по единственному пути, связывавшему блокированный Ленинград со страной, об эвакуации промышленности и населения, о строительстве портов и подъездных путей, об охране водной коммуникации с суши и с воздуха.Эту книгу с интересом прочтут и молодые читатели, и ветераны, верные памяти погибших героев Великой Отечественной войны.Сборник подготовлен по заданию Военно-научного общества при Ленинградском окружном Доме офицеров имени С. М. Кирова.Составитель 3. Г. Русаков

авторов Коллектив , Коллектив авторов

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Проза / Советская классическая проза / Военная проза / Документальное