Читаем Том 3 полностью

Томаз. Ты у нас часто бреешься.

Укропов. Томаз не в форме. Это видно. А почему? Неправильно живет. Неправильно, Чебукиани.

Томаз. Знаешь что?.. Побереги свои наставления для кого-нибудь другого. Теперь я буду жить правильно. Никто не будет угнетать вашу обожаемую Вавочку. Вы слышите? Со мной нет больше Вавочки! Вавочка ушла к Ивану Каплину.

Салазкин. К Ивану уйти нельзя. К нему можно уехать.

Томаз. Хорошо, скажу — уехала. Это меняет дело?

Салазкин. Меняет определенно. Если Вавочка уехала в Сибирь, то ты имеешь все основания считать себя вдовцом.

Укропов. Это твой позор, Томаз… твой.

Томаз. Я хотел иметь жену, а не модель жены. Почему ей со мной не сиделось? Почему она металась из стороны в сторону? Я же ее люблю.

Укропов. А вот это, Чебукиани, тебя определенно украшает.

Томаз. Скажи, Салазкин, — ты всегда отличался остротой анализа, — скажи что-нибудь для моего утешения.

Салазкин. Для твоего утешения я могу сказать то же самое, что сказал Карл Маркс. Даже и в коммунистическом обществе будет трагедия неразделенной любви. Успокойся, ты переживаешь такую трагедию.

Томаз. Очень приятно. Я возьму бревно, ударю тебя по голове и скажу: ты сейчас переживаешь сотрясение мозга.

Салазкин. Пострадай, Томаз. Все великие люди страдали.

Томаз. Но я не великий человек. Я маленький человек и хочу одного: жить по-человечески.

Салазкин. А теперь, Томаз, я скажу очень важную вещь и притом вполне серьезно. Нам с тобой надо сделать много усилий, чтобы научиться жить по-человечески. Жить по-человечески — означает высший порядок в отношениях, и в особенности в отношениях с женщиной. Не все условия пока для этого созданы, а во-вторых, и мы с тобой не вполне подходим для этих условий. Укропова я исключаю. Он считает, что давно живет по-человечески.

Укропов. Умница, стервец. Злой, но рассуждает по-советски.

Томаз. Мой дядя Самсония…

Укропов. Опять дядя Самсония?

Томаз. Он умер. Он часто говорил мне: «Женись здесь. Не женись там».

Укропов. Ерундовое завещание.

Томаз. Уеду в Тбилиси. Там у меня двоюродный брат, моих лет. Он имеет выдающиеся труды по кибернетике. Я пойду по его стопам.

Салазкин. А что? Из тебя может выйти последователь двоюродного брата.

Томаз. Там для меня найдется одна девушка, какая мне необходима.

Салазкин. Нет, Томаз, какая тебе необходима, не найдется.

Томаз. Все решено!

Лай собак.

Салазкин. Укропов, гость ползет.

Укропов уходит.

Томаз. Женя!

Салазкин. А?

Томаз. А если она вернется?..

Салазкин. Надежды от реальности отличаются тем, что они имеют склонность не сбываться.

Томаз. Ты прав. Она не вернется. Я был по отношению к ней глубоким негодяем.

Салазкин. А самобичевание есть признак незрелости. Томаз, ты имеешь все возможности дозреть.

Томаз. Уйди! Тебе бы только смеяться… На себя посмотри.

Салазкин. Томаз Чебукиани! Я совершенствуюсь. Давай вместе совершенствоваться.

Входит Саня. В руках большая картонка. За ней — Укропов.

Укропов(зовет). Фиса! Сюда, скорее. Тебе привезли обещанный подарок.

Саня. Здравствуй, Женька.

Салазкин. Здравствуй, Саня.

Укропов. Клянусь… Томаз, ты посмотри на их лица… Клянусь, между ними что-то произошло.

Саня. Что-то произошло с Томазом. Томаз, но дай же руку, я по тебе соскучилась. Что с тобой?

Томаз. От меня ушла Вавочка.

Саня. Давно пора.

Томаз. Разве я не любил? Я любил ее, как богиню.

Укропов. А любовью надо дорожить, товарищ Чебукиани.

Саня. И очень верно говорит. Не умеем дорожить друг другом.

Укропов. Он так ею дорожил, что в последнее время стал держать ее на запоре.

Саня. Дикарь.

Томаз. Спасибо.

Саня. Не за что.

Входит Фиса. Саня передает ей картонку.

Фиса. Саня… душечка! (Убегает с картонкой.)

Салазкин. Саня, пройдись.

Саня. Пожалуйста.

Салазкин. Я дикарь, а не Томаз.

Саня. Молодые люди, вы производите комическое впечатление. Особенно Томаз.

Томаз. Я по-настоящему страдаю.

Салазкин. Страдание — процесс необратимый. Я все, что во мне имелось, выстрадал.

Саня(не слушая). Сосны… шишки… осень… облака… Наконец я дома!

Укропов. Похвально.

Саня. Что — похвально?

Укропов. Что в тебе развито чувство советского патриотизма.

Саня. Ах, Егор, ну почему ты такой выструганный! А впрочем, и это тоже наше. Наконец я дома!

Входит Фиса. На ней воздушное платье.

Укропов(оторопев). Иностранная выставка… Сокольники[49]

Фиса. Осуждаешь?

Укропов. Не говорю. Ребята, как?

Салазкин. Я не хочу лишиться своей порции поросенка.

Фиса. Что может понимать Салазкин в импортных вещах? Кому не нравится, может не смотреть.

Укропов. Фиса, ты не очень. А то они подумают…

Перейти на страницу:

Все книги серии Н.Ф. Погодин. Собрание сочинений в 4 томах

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза
Ладога родная
Ладога родная

В сборнике представлен обширный материал, рассказывающий об исключительном мужестве и героизме советских людей, проявленных в битве за Ленинград на Ладоге — водной трассе «Дороги жизни». Авторами являются участники событий — моряки, речники, летчики, дорожники, ученые, судостроители, писатели, журналисты. Книга содержит интересные факты о перевозках грузов для города и фронта через Ладожское озеро, по единственному пути, связывавшему блокированный Ленинград со страной, об эвакуации промышленности и населения, о строительстве портов и подъездных путей, об охране водной коммуникации с суши и с воздуха.Эту книгу с интересом прочтут и молодые читатели, и ветераны, верные памяти погибших героев Великой Отечественной войны.Сборник подготовлен по заданию Военно-научного общества при Ленинградском окружном Доме офицеров имени С. М. Кирова.Составитель 3. Г. Русаков

авторов Коллектив , Коллектив авторов

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Проза / Советская классическая проза / Военная проза / Документальное