Том 3

месте.—Теперь, Эллен, раз уж судьба дзет мне возмож¬ ность исправить ошибки, сделанные при свете звезд... Смотри, пепельно-свинцовый... без ушей... рога огромней¬ шие! Голос его осекся, руки опустились при раздавшемся реве или скорее рыке, достаточно грозном, чтобы устра¬ шить и более храброго человека, чем наш натуралист. Крики животного странными каденциями раскатились по прерии, и затем наступила глубокая, торжественная ти¬ шина, которую вдруг нарушил взрыв безудержного де¬ вичьего смеха — звук куда более мелодический. Между тем натуралист стоял как истукан и без ученых коммен¬ тариев, безоговорочно и беспрепятственно позволял рос¬ лому ослу, от которого он уже не пытался оградиться своим хваленым фонарем, обнюхивать его особу. — Да это же ваш собственный осел! — воскликнула Эллен, как только смогла перевести дух и заговорить.— Ваш терпеливый труженик! Доктор пялил глаза на зверя и на пересмешницу, на пересмешницу и на зверя, совсем онемев от изумления. — Вы не узнаёте животное, столько лет работавшее па вас? — со смехом продолжала девушка.— А ведь я тысячу раз слышала, как вы говорили, что оно верой и правдой несло свою службу и что вы его любите, как брата! — Аэтиз сЬтезисиэ — выговорил доктор, жадно, как после удушья, глотая воздух.— Род сомнению не подвер¬ гается; и я утверждаю и буду утверждать, что это живот¬ ное не принадлежит к виду Едииэ 2. Да, Эллен, перед нами бесспорно мой Азинус; но это не веспертилио, открытый мною в прерии! Совсем другое животное, уверяю тебя, ми¬ лая девушка, характеризуемое совершенно отличными признаками по всем важным частностям. Тот — плотояд¬ ный,— продолжал он, водя взглядом по раскрытой стра¬ нице,— а этот травоядный. Там: повадка — свирепая, опасная; здесь: повадка — терпеливая, воздержанная. Там: уши — незаметные; здесь: уши — вытянутые; там: рога — расходящиеся и так далее, здесь: рога — отсут¬ ствуют. Он осекся, так как Эллен опять разразилась смехом, \\ это заставило его до некоторой степени опомтшться. 1 Осел домашний (лат.). 2 Лошадь (лат.). 73

— Образ веспертилио запечатлелся на моей сетчатке,— заметил, как бы оправдываясь, незадачливый исследова¬ тель тайн природы,— и я, как это ни глупо, принял своего верного друга за то чудовище. Впрочем, я и сейчас в недо¬ умении, каким образом Азинус оказался бегающим на воле! Эллен наконец смогла рассказать о набеге и его послед¬ ствиях. С точностью очевидца, которая в менее простодуш¬ ном слушателе могла бы вызвать основательные подозре¬ ния, девушка описала, как животные вырвались из лагеря и разбежались стремглав по равнине. Не позволяя себе высказать это напрямик, она все же дала понять натура¬ листу, что он скорее всего обознался и принял испуганный табун за диких зверей. Свой рассказ она закончила жало¬ бой об утрате лошадей и вполне естественными сожале¬ ниями о том, в какое беспомощное положение эта утрата поставила семью. Натуралист слушал в немом изумлении, ни разу не перебив рассказчицу и ни единым возгласом не выдав своих чувств. Девушка, однако, приметила, что, пока она рассказывала, важнейшая страница была вы¬ драна из записей судорожным жестом, показавшим, что их автор в то же мгновение расстался с обольстительной ил¬ люзией. С этой минуты никто в мире больше не слыхал о Vespertilio horribilis americanus, и для естествознания ока¬ залось безвозвратно потерянным важное звено в цепи раз¬ вития животного мира, которая, как говорят, связует землю с небом и в которой человек мыслится столь близ¬ ким сородичем обезьяны. Когда доктор Бат узнал, при каких обстоятельствах в лагерь проникли грабители, его сразу встревожило совсем другое. Он отдал на сохранение Ишмаэлу увесистые фо¬ лианты и несколько ящиков, набитых образцами растений и останками животных. И в его проницательном уме тот¬ час же вспыхнула мысль, что такие хитрые воры, как сиу, никак не упустили бы случая овладеть столь бесценным со¬ кровищем. Сколько Эллен ни уверяла его в обратном, ни¬ что не могло унять его тревогу, и они разошлись, он — спеша успокоить свои подозрения и страхи, она — про¬ скользнуть так же быстро и бесшумно, как раньше прошла мимо него, в одинокий и тихий шатер.