Том 3. Ангел Западного окна

Должно быть, застигнутый врасплох этим открытием, я в состоянии полнейшей беспомощности представлял из себя фигуру весьма жалкую и комичную, так как княгиня внезапно расхохоталась, однако не без известного сочувствия в голосе, потом внимательно оглядела меня с ног до головы и сказала:

— Ну что же, это и мне наказание за мою назойливость. Урок на будущее. Итак, оставим взаимные упреки! Счет оплачен, а в таких случаях принято покидать отель.

Она резко повернулась к дверям, и тут мое оцепенение вдруг разом куда-то улетучилось.

   — Умоляю вас, княгиня! Только не так! Не уходите в гневе и... и с таким мнением обо мне... о моих манерах!

   — Уязвленное тщеславие галантного кавалера, не так ли,

мой дорогой друг? — Она усмехнулась на ходу. — Это пройдет. Всего хорошего!

Поток покаянных слов хлынул с моих губ:

   — Княгиня, ради Бога, еще мгновение... Я неотесанный болван, кретин, которому мерещится всякий вздор, идиот, не отдающий отчета в своих действиях! Но... но должны же вы понимать, что я не пьяница и не хам по натуре... Вы ведь не знаете, что произошло со мной в последние часы... чем я был занят незадолго до вашего прихода и что перевернуло все мои мысли...

   — Я как раз подумала об этом, — сказала княгиня с неподдельным участием, в котором уже не было и тени насмешки, — видимо, то представление, которое сложилось в мире о немецких поэтах, отнюдь не ошибка и не преувеличение; теперь мне доподлинно известно, что они забивают себе голову романтическими, далекими от реальности мыслями и витают в облаках своих сумасбродных фантазий! Вам надо больше бывать на свежем воздухе, мой друг! Поезжайте куда-нибудь! Развейтесь!..

   — Прискорбно, но вынужден признать, что вы абсолютно правы, княгиня, — подхватил я и уже не мог остановиться, — я был бы счастлив оторвать себя от письменного стола и от этих пыльных бумаг, в которых и в самом деле можно задохнуться, и провести мой первый отпуск там, где благодаря посредничеству нашего общего знакомого Липотина я мог бы надеяться на счастье случайной встречи с вами, на возможность искупить вину за сегодняшнее мое поведение...

Княгиня, взявшись за дверную ручку, обернулась, посмотрела на меня долгим взглядом и, поколебавшись мгновение, с шутливой обреченностью протяжно вздохнула — поразительно, но до чего это напоминало мурлыканье огромной кошки!

— Ну что с вами делать?.. Так уж и быть, извольте... Надеюсь, теперь-то вы поняли, что вам необходимо исправиться...

Она с улыбкой кивнула и, вновь опередив меня — я лихорадочно подыскивал способ еще немного ее задержать, — выскользнула за дверь. И лишь когда замок вкрадчиво щелкнул у меня перед носом, я опомнился, но было уже поздно — с улицы донесся прощальный сигнал клаксона.

Распахнув окно, я проводил взглядом бесшумно тронувшийся с места лимузин.

Если ныне все шотландские исчадия ада, в том числе и страшная богиня черных кошек, раскатывают в таких сверхсовременных «линкольнах», то дело плохо: дабы противостоять их дьявольскому соблазну и не погрязнуть в грехах, как в мягких

подушках этого роскошного авто, воистину придется уподобиться святому Антонию, усмехнулся я.

Задумчиво прикрыв окно, я оглянулся и увидел госпожу Фромм, которая застыла там, где минутой раньше, небрежно облокотясь о письменный стол, стояла княгиня. Я вздрогнул, так как в первое мгновение не узнал ее: вся она как-то осунулась, щеки запали, плотно сжатые губы, казалось, навсегда онемели, неподвижный взгляд остекленевших глаз, в которые вмерз невыразимый ужас, был прикован к моему лицу, словно пытаясь что-то в нем прочесть.

Я подавил свое нарастающее изумление, весьма кстати вспомнив собственные перепады настроения, и даже как-то устыдился — в сущности, сам не знаю почему — перед этим новым в моем доме человеком, весь облик которого был окутан ореолом странного целомудрия — даже воздух с ее приходом стал как будто чище... Я поднес руку к лицу: нет, хищный, щекочущий нервы аромат экзотических духов не улетучился.

Потом попытался перед этой необъяснимо симпатичной мне женщиной оправдаться в эдакой шутливой форме:

   — Милая госпожа Фромм, вас, наверное, удивила переменчивость моих указаний? Не судите меня слишком строго. Это моя работа, — я небрежно указал на письменный стол, а госпожа Фромм напряженно и как-то слишком пристально проводила мою руку глазами, — и связанные с нею мысли виной тому, что визит этой дамы внезапно оказался весьма кстати. Согласитесь, ничего необычного здесь нет!

   — Безусловно.

   — В таком случае вы, конечно, понимаете, что с моей стороны было отнюдь не капризом...

   — Понимаю лишь то, что вам угрожает серьезная опасность.

   — Но, госпожа Фромм! — И я засмеялся, неприятно задетый ее сухим, холодным тоном, так резко диссонирующим с моим — дружеским и даже несколько заискивающим. — Что наводит вас на такие неожиданные предположения?

   — Никаких предположений, сударь. Речь идет о... о вашей жизни!