Том 3. Ангел Западного окна

приосанилось, в его облике появилось даже что-то похожее на достоинство; любому, в том числе и мне, будь я в здравом уме, сразу бы стало ясно, что это обман зрения, однако под влиянием винных паров я принял внезапную перемену в двойнике за его пробудившуюся совесть и продолжал в крайнем волнении: «Теперь-то, похоже, и ты понял, братец cвин, что дальше так продолжаться не может. Я рад за тебя, дорогой, что ты стремишься к духовному воскресению, ведь... — и слезы глубочайшего сочувствия хлынули у меня из глаз, — ведь нельзя же так».

Мой зеркальный собеседник тоже проливал обильные слезы, его искреннее раскаянье подвигло меня на еще больший идиотизм — мне вдруг захотелось произнести что-то очень значительное, и я торжественно воскликнул: «Не иначе как само небо, мой падший брат, явило тебя в горе твоем пред очи мои. Проснись же наконец и трудись над собой не покладая рук, ибо, истинно говорю тебе, недолго осталось мне быть с тобой, я... я...» — выпитое вино подкатывалось к горлу, и удушливая судорога перекрыла мои голосовые связки.

И тут раздался — о, ужас! — голос моего двойника, нежный, но доносившийся, казалось, с другого конца какой-то длинной-длинной трубы: «...не буду знать ни секунды покоя до тех пор, пока нога моя не ступит на побережье Гренланда, пока эти земли, над коими сияет полярное сияние, не покорятся моему могуществу. Короной Ангелланда может владеть лишь тот, кому отдан в лен Гренланд, королевство по ту сторону моря!»

И голос умолк.

Каким образом я, пьяный до невменяемости, добрался до постели, не помню. Безудержный вихрь мыслей бушевал где-то вне меня. Это был какой-то сквозняк, который проносился, не задевая моего сознания.

И тем не менее я его из виду не упускал.

Но вот от зеркальной поверхности отделился луч —первой моей мыслью было: метеорит¹. — этот луч, пронзив меня насквозь, прошил, следуя своей будущей траектории, одного за другим всех моих предков! Итак, импульс задан на века! Впечатление было настолько сильным, что даже в беспамятстве я что-то уловил и неверной рукой внес в дневник. Потом образ этой длинной цепи королей — все они каким-то загадочным образом обитали во мне, в глубинах моей крови — я забрал с собой в сон.

Сегодня мне понятно: если я стану королем Англии — а что может мне помешать осуществить это чудесное, сверхчувственное и тем не менее снизошедшее до моих чувств откровение? — если я стану королем Англии, то мои сыновья, внуки и правнуки будут