Итак, ближе к делу: сегодня вечером мне нужно встретить Теодора Гертнера, моего старинного университетского друга, который в поисках приключений отправился в Чили и там, совсем еще юным химиком, снискал почет, богатство и уважение. И вот теперь эдаким «американским дядюшкой» возвращается на родину, чтобы в покое и довольстве наслаждаться своими за тридевять земель нажитыми сокровищами.
Вот только досадно, что именно сегодня моя экономка, без которой я как без рук, уезжает в отпуск в родную деревню. И, увы, никак невозможно просить ее отсрочить свой отъезд: я уже третий год обещаю ей этот отпуск! Постоянно что-нибудь мешало: то ее не в меру щепетильная совестливость, то мой закоренелый эгоизм — вот и на сей раз он уже готов был вновь заявить о себе во весь голос... Нет, ни в коем случае! Уж лучше довольствоваться тем, что есть, и, смирившись, как-нибудь приспособиться к временной прислуге, с которой она договорилась и которая явится вечером. Любопытно, как я уживусь с этой «госпожой доктор», которая должна заменить мою экономку?..
Наверняка какая-нибудь разведенная «мадам», оказавшаяся без средств и вынужденная искать места в «приличном доме», — во всем, конечно, «виноват деспот муж»!.. Ну и прочая, прочая... В общем, более преданной кастелянши мне, разумеется, не найти!.. Не исключено также:
Приодевшись поутру, Ленхен ловит на уду —
как поет Вильгельм Буш... Итак, надо быть начеку! Хотя мысль о том, что я, старый холостяк, попадусь на приманку, ничего,
кроме смеха, вызвать не может! Впрочем, зовут ее не «Ленхен», а Иоганна Фромм! Но с другой стороны, этой «госпоже доктор» всего двадцать три года. Короче, бдительность и еще раз бдительность!
Господи, если бы эта госпожа Фромм, по крайней мере, яичницу умела готовить!..
Вот и сегодня до наследства Джона Роджера руки, видимо, так и не дойдут. Мне бы сначала разобраться с впечатлениями и событиями вчерашнего вечера.
Судя по всему, каждому потомку Джона Ди вместе с кровью и гербом переходит по наследству привычка вести дневник. Если и дальше так пойдет, я буду вынужден ежевечерне вести протокол случившегося за день! Признаться, сейчас меня как никогда одолевает навязчивое желание поскорее проникнуть в странные тайны Джона Ди, его затерявшейся во мгле веков жизни, ибо чувствую, что именно там должен скрываться ключ не только к лабиринту его судьбы со всеми мыслимыми тупиками и ловушками, но и — как это ни парадоксально — к тем хитросплетениям, в коих я сам сейчас оказался запутанным. Лихорадочное любопытство подавляло все другие желания и мысли, у меня так и чесались руки схватить очередную тетрадь либо — еще лучше — взломать этот серебряный тульский ларец, стоящий на письменном столе. Сказывалось перенапряжение прошедшей ночи! Другого средства успокоить расходившиеся нервы, кроме как со всей возможной тщательностью и аккуратностью зафиксировать на бумаге происшедшее, я не нашел.
Итак, вчера вечером — ровно в шесть часов — я стоял на Северном вокзале, ожидая прибытия скорого поезда, которым мой друг Гертнер, согласно телеграмме, должен был приехать. Я занял наиболее удобный наблюдательный пункт у выхода с перрона, рядом с турникетом, так что ни один из покидающих вокзал пассажиров меня миновать не мог.
Экспресс прибыл точно по расписанию, я спокойно и внимательно оглядывал вновь прибывших, процеженных сквозь фильтр турникета, — моего друга Гертнера среди них не было. И вот уже последний пассажир покинул перрон, уже отогнали состав на другой путь, а я все ждал... Наконец, порядком раздосадованный, я направился к выходу.
Тут объявили, что с минуты на минуту должен прибыть еще один скорый, идущий почти по тому же маршруту. Я не поленился вернуться на свой наблюдательный пункт и дождаться и этого поезда.
Напрасный труд! Как видно, прежняя пунктуальность и обязательность моего университетского друга, подумал я не без горечи, относятся как раз к тем свойствам, которые с течением лет меняются отнюдь не в лучшую сторону. В общем, вокзал я покинул сильно не в духе и направился домой, льстя себя надеждой застать, по крайней мере, телеграмму с извинениями.
У турникета я проторчал почти целый час; было уже около семи, начинало смеркаться, когда, бездумно свернув в какой-то случайный переулок, который никоим образом не приближал меня к дому, я наткнулся на Липотина. Внезапная встреча со старым антикваром почему-то настолько меня поразила, что я, застыв на месте, довольно неуместно ответил на его приветствие нелепым вопросом:
— А вы-то как здесь оказались?
Настал черед удивляться Липотину — очевидно, он заметил мое замешательство, и тотчас характерная саркастическая усмешка, которая меня всегда сбивала с толку, появилась на его лице; оглядевшись с подчеркнутой озадаченностью, он сказал: