Том 3. Франческа да Римини. Слава. Дочь Иорио. Факел под мерой. Сильнее любви. Корабль. Новеллы

Марко Гратико. Действительно ли ты — та, какой громко называл тебя праведник Божий? Когда родилась ты? Чье молоко вскормило тебя? Почему это после стольких превращений на твоем лице нет морщин! Скажи, о, скажи мне свою тайну! Почему женщины, которые прислуживают тебе, зовут тебя Дионой, воспевая твою чарующую красоту? Неужели ты в общении с язычниками.

Базилиола. Ты узнаешь, узнаешь, кто я такая.

Марко Гратико. Когда же? Я знаю, что ты — дочь Орсо; знаю, что ты — Фаледра, орлица Аквилеи. Чувствую, что в тебе шевелятся корни ужасного племени; я чувствую это всякий раз, когда ты отдаешься мне. Ты ненавидишь меня и отдаешься. Ненавидишь меня и сливаешь свою жизнь с моей. Ты испытываешь такой ужас и не сопротивляешься, когда я беру в свои руки твои волосы и целую твои ресницы… вот так.

Он медленно целует ее ресницы. Она стоит с закрытыми глазами, бледная, как будто он выпил кровь из ее жил. Ее голос меняется.

Базилиола. Узнаешь, узнаешь, кто я такая… Прежде чем загорелись звезды, появились Скорбь и Ночь, рожденные без матери…

Грозовая туча разражается сильным ударом грома, среди раскатов которого слышно пение.

Regnum tuum
regnum omnium
saeculorum,
domine, rex regum.

К пению в честь Сына Божия постепенно присоединяется мужской и женский хор, воспевающий кротость Богоматери.

Virgo Singularis,
inter omnes mitis,
nos culpis solutos,
mites fac et castos.

Но с противоположной стороны ветер доносит иные мотивы хвалебных песнопений.

Spoliis viri decoris
cingi potentis optat.
       Omnes trahit Diona.

Все темнее и темнее становится лазурь небес. Лес становится черным; одна полоса грозовой тучи, зеленая, как камень берилл, вытягивается по направлению к востоку, предвещая ясное небо. Снова слышится глухой призыв букцины, затем водворяется глубокая тишина.

Марко Гратико. О, Диона, Диона, — ведь этим именем зовут тебя язычники, — говори же! Скажи мне свое слово, прежде чем разразится гнев, прежде чем раздастся твой вопль среди утесов. Наступает час Господа, час тучи и вихря. Как жив еще Господь, Которому я служу, и как уст твоих касался не только я, но множество других людей, так же верно то, что ты умрешь.

Она открывает свои большие глаза и не отвечает. Он избегает смотреть на нее.

И нужно, чтобы исполнилось слово посланца Илии: «Брось ее к любовникам». Я брошу тебя, а вслед за тобой брошу мое порочное сердце — да обновит его Бог в моей груди — и засыплю доверху позорную Яму негашеной известью и созову людей, чтобы они принесли с собою камни и сложили над Ямой курган, в который я воткну багор и весло.

Берет ее за руки и тащит, отвратив от нее свое лицо и избегая смотреть на нее.

Базилиола. Ты не смотришь на меня? Разве не дал тебе твой Господь силы взглянуть на меня? Ты призываешь Бога, чтобы Он явился и помог тебе. А Он оказал тебе помощь моей рукой. Лук, который ты сломал, уже устал работать. Он водворил тишину там, где был скрежет зубов, бешеная брань, похоть безумных!..

Он выпускает свою добычу и в ужасе отступает, его перекосившийся взгляд с обломков лука переходит на окруженную камнями Яму, которая безмолвно зияет под дымящимся облаком.

Ты не хотел этого?.. Но оно свершилось… Разве не предсказал смерти святой пророк?

Герой идет к подземелью, наклоняется с вала и смотрит в глубину. Тогда искусительница, подобно сивиллам, внезапно придает окружающему значение чуда; мощным голосом она обращает внимание трибуна на небесное явление.

Твой пророк солгал тебе: он не видел колесницы, а я вижу над тобой огненный корабль!