Том 3. Франческа да Римини. Слава. Дочь Иорио. Факел под мерой. Сильнее любви. Корабль. Новеллы

Фауро. Именно — волшебная. Живой пример — Фламма, который заявил себя человеком жизни, а вот уже близок сделаться человеком формул!

Леони. По-видимому, он позволяет навязать их себе и успокаивается, однако я думаю, что он намерен воспользоваться ими как орудием отрешения, а не устрашения, как орудием оздоровления, а не правления. Глина, о которой ты говоришь, еще нуждается в обработке, чтобы твердые и упорные зерна окончательно размягчились. С другой стороны, было невозможно, не подвергаясь опасности, отказать людям пашни в обещанных преобразованиях. Все восстание деревень произошло по кличу Марко Аграте: «Земля принадлежит землепашцам». Депутаты сельских союзов собираются выработать нечто вроде Семпрониева закона, а Марко Аграте — их Гракх.

Коренцио. Впрочем, Фауро, главенство деревни было бы теперь справедливо. Среди упадка всех классов крестьянин — сильный, грубый, трезвый, выносливый, здоровый — разве не он теперь лучший? А будучи лучшим, он должен теперь царствовать, было бы справедливо, чтобы он царствовал. Такова мысль Фламмы.

Фауро. Эх, загорелые на солнце цари, оздоровляйте чумное болото!..

Леони. Торжество завтрашнего утра будет отличаться духом древней торжественности, величественным оттенком римского духа. Следует прославлять Фламму за эту его любовь к человеческим празднествам.

Фауро. Ах, без сомнения, он мог бы облагородить жизнь. Этот государственный человек не забыл, что итальянская жизнь была украшением мира! У него есть чувство латинского достоинства, чутье нашего самобытного гения. Разве не это влекло нас к нему? Слава его основана на попытке всюду пробуждать подобное чувство, подобное чутье… Ведь немыслимо же, не правда ли, чтобы столь великий переворот мог совершиться без варварского искажения прекрасных городов. Вот мы в зале упраздненного дворца, где мифологические фрески остались нетронутыми на древних стенах и вода поет в сосудах из порфира, как во времена Павла III. Еще можно жить в радости… Ах, если бы у него хватило мудрости следовать руководству самих вещей, выше всякого подражания, наперекор чуждым формулам!

Леони. Он доискивается, пробует, делает опыты. Ты думаешь, легко снова привести к ритму радости жизнь, омраченную однообразным господством принуждений и лжи?

Коренцио. «Пусть снова повеет духом древней общественной свободы над единой и разнородной Италией», — сказал он.

Фауро. Именно: вы помните эту его речь о процветании общин? И другую, о республиках? Когда же деятельные силы народа, разнообразие труда, мудрость учреждений, первенство оптиматов, пыл гражданской страсти, влияние человека на вещь, орудие, ставшее живым, камни, соединенные повелением славы, общественная мощь, выраженная зданием, город, изваянный, как статуя, все это великое, многогласное единство, составлявшее свободное государство, — когда же все это находило своего более сильного и более горячего истолкователя?

Леони. Если он провидел, то будет действовать согласно своему видению. Ты требуешь чуда!

Фауро. Повторяю, я требую одного: чтобы он служил жизни, — истинной, великой жизни, понимаешь? — в каком угодно виде, и, если так и нужно, даже при условии продолжения этой диктатуры, которая была бы ему предоставлена на шесть месяцев народным собранием, в римском духе, для восстановления республики.

Коренцио. В том же, конечно, духе он будет говорить и завтра в Капитолии, передавая власть над землей депутатам сельских союзов. Послушаем.

Фауро. Пора бы и закрыть потоки красноречия, друзья мои.

Леони. Зрелище будет не лишено величия, Фауро. Депутатов около двух тысяч от всех областей, всякой крови, избранных из числа самых мощных образцов нашего племени. Я видел их вчера в термах Каракаллы, на собрании. Марко Аграте говорил перед ними речь. Они показались мне удивительными в этом месте, с этим их невозмутимым и открытым спокойствием, среди этих исполинских стен. У них был вид довольных завоевателей, пришедших взять власть над землей, уверенных, доверчивых, — во имя Рима. Ты их увидишь. В глазах у каждого отразились то родная гора, то родная речка, то родные леса.

Коренцио. Среди них есть и такие, что сеяли рожь на склонах Альп, и такие, что жали хлеба в золотой котловине, и такие, что сажали виноград вокруг Везувия, и такие, что пололи коноплю в долине По, и такие, что собирали маслины на Тосканских холмах, среди них есть такие, что…

Перечисление земледельцев прерывается внезапным приходом лиц, которые приносят печальную новость.

Явление второе

Дечио Нерва, Фульвио Бандини, группа партизан, громко говоря, в беспорядке.

Некоторые. Где Фламма? Где Фламма? Фауро, Леони, вы его видели? Где он? Вы видели, как он ушел? Или он еще здесь? Да где же он? Мы его ищем. Необходимо разыскать его.

Леони. Что случилось?

Коренцио. Что вам от него нужно?