Том 3. Франческа да Римини. Слава. Дочь Иорио. Факел под мерой. Сильнее любви. Корабль. Новеллы

Комнена. Слушай! Слушай! Твое имя… Твое имя и смерть… Толпа устремляется с этой стороны, бешеная… Стекается со всех улиц, со всех улиц, черная, сплошная, громадная… Громадная толпа, бесконечная масса — та самая, которой ты управлял своим голосом, которую ты обуздывал своей волей, та самая, та самая… Иди сюда, встань, смотри! Вся, сплошной массой, бросается на тебя! Тысячи, тысячи и тысячи на одного человека! Встань, смотри! На одного тебя — весь Рим. Посмотри, и твое сердце наполнится мужеством и надеждой. Ты отчаялся? Считаешь себя погибшим? Но ты еще жив, у тебя еще есть душа в теле, голос в глотке. Последнее слово еще не произнесено. Твоя судьба еще не свершилась. Встань! Решись, встреть, говори, пусть услышат крик твоей силы, защищай свою могучую жизнь от слепых зверей… В одно мгновение это бешенство может измениться… Ты знаешь, ты знаешь. Разве не достаточно было одного твоего слова, одного твоего движения, чтобы устремлять ее на какое угодно препятствие или остановить ее натиск? А эта толпа — та же самая… Твой голос был для нее как вино. Она еще могла бы пить его и опьянеть… Судьба еще не свершилась. Пока бьется кровь, пока сердце цело, победа может быть вызвана человеком. Встань! Встань! Послушай! Твое имя и смерть… Что же в сравнении с этим тот первый час, когда я пришла к тебе? Толпа торжественно несла тебя на своих руках, ты был смущен… Здесь, на том же самом месте, в твоем пустынном доме, где ты закалял свою волю, где ты ждал своего часа, ты теперь очутился одиноким, и против одного себя ты имеешь тысячи, тысячи и тысячи… Ах, судьба готовит столь великие обстоятельства лишь для того, чтобы возвеличить чью-либо жизнь, чтобы раздвинуть мужество за все человеческие пределы. Все вокруг тебя величаво. Встань! Встань! Твое имя и смерть…

Более сильные и более близкие крики раздаются в воздухе, испещренном огнями и дымом. Руджеро Фламма вздрагивает на своей ступеньке, бледная молния страха пробегает по его посиневшему лицу. Комнена хватает его за руку и старается приподнять.

Встань! Они хотят схватить тебя живым: потащат тебя по камням, вырвут у тебя глаза, покроют твое лицо царапинами, будут топтать тебя, разорвут…

Она насильно приподнимает его. Весь дрожа, он стоит перед ней, охваченный ужасом, бессильный преодолеть инстинкт своего жалкого тела.

Боишься?

Голос у нее неузнаваем. Она несколько мгновений смотрит на человека, окоченевшего от панического страха.

Боишься?

Фламма не отвечает, не в силах разжать свои челюсти. В его глазах появляется отчаянное усилие воли побороть свой животный инстинкт.

Ах, трус, трус, трус! Так правда, правда, что сказал старик. Я слышу его предсмертные слова… «Страх! Страх!» Так это правда, что он видел его в твоих глазах: старик, старик — он говорил это, кричал, все еще способный раздавить тебя, сделать тебя пустым, как пузырь, сгноить тебя в овраге… И для тебя-то я убила его, чтобы очистить тебе дорогу! Действительно сильный человек, титан, что дрожал только от гнева, с каменным челом, с львиным сердцем, что умер на ногах, рухнул как башня… Я еще слышу грохот. И перед самой смертью его руки пытались задушить меня… Из-за тебя, криводушного, из-за призрака без позвонков, из-за мнимого героя, у кого в глубине сердца был один лишь страх, страх! Вот где я, вот каков мой жребий: видеть, как ты дрожишь, бледнеешь, стучишь зубами… Ах, трус, трус!

Беспощадная, она бросает ему в лицо смертельное оскорбление. Он приподнимается, пытается победить инстинктивный ужас, сопротивление своих нервов, принимает вид вдумчивого спокойствия. Крики приближаются и растут.

Фламма. Нет ничего подлее этой твоей крайней лютости, этого твоего ожесточения против человека, который уходит из твоих рук погибшим… Не страх смерти содрогает меня. Я не раз смотрел в лицо смерти, не закрывая глаз. Ты знаешь. Но меня победил ужас моего тела, отвращение моих мышц, всей моей крови под угрозой позорной пытки, унизительной казни, издевательства черни, ударов, царапин, грязи, позорного конца. Я знаю дыхание зверя, его вонь, жестокость его прикосновения, чудовищность его мщения… Убей меня!

Он делает шаг к женщине, решительно всматриваясь в ее зрачки.