Том 3. Non-fiction

45-летний Илья Кормильцев родился в Свердловске и стал самым знаменитым из непоющих рокеров. Он автор песен «Урфин Джус» и «Наутилус Помпилиус», ему принадлежит текст, ставший гимном предперестроечного поколения «Скованные одной цепью». После распада группы «Наутилус Помпилиус» Кормильцев переводит современную прозу и становится идейным руководителем издательства «Ультра. Культура», печатающего самые спорные книги: это и роман о скинхедах, и тюремные дневники Эдуарда Лимонова, и нашумевшая книга «Аллах не любит Америку». О том, зачем он все это делает, с Ильей Кормильцевым беседует корреспондент «Радио Свобода» Ольга Беклемищева.

Виктор Нехезин

ОБ: Илья, вы большинству сорокалетних известны как автор лучших песен «Наутилуса». Скажите, пожалуйста, как вам кажется, что именно у вас осталось от того человека, который писал эти тексты?

ИК: Вопрос, конечно, интересный, как говорят в таких случаях. Но если не входить в глубокую философию, скажем, что мне принадлежат отдельные, наиболее яркие воспоминания этой личности, можно сравнить их с фотоальбомом. Память — это фотоальбом, причем фотоальбом всегда в какой-то степени чужой, а больше ничего не остается. Я в данном случае стою на буддистских позициях: личности как таковой не существует, кроме данного момента. То есть этот человек давно мертв. И как бы вообще каждый из нас умирает в каждое мгновение времени, которое соответствует времени продолжительности вспышки молнии, как считают буддисты. Я думаю, что говорить о какой-то связи между собой прошлым и собой настоящим совершенно нелепо, эта связь существует фиктивно, только в ощущениях окружающих и своих собственных, и является некоторой иллюзией.

ОБ: Я почему задала этот вопрос? Потому что, вспоминая себя прошлую, я могу сказать, что где-то лет пять еще хорошо помнится, а дальше действительно это было не со мной и неправда. Может быть, это для всех характерно? Может быть, мы действительно умираем и рождаемся с каждой своей новой профессиональной переменой или житейской. А все-таки можно у самого себя выделить такую грань, что с этого момента я стал сегодняшний? Это может быть с чем-то связано. Например, ваше решение заняться издательской деятельностью, насколько вы сейчас ассоциируете себя с издателем?

ИК: Честно говоря, для меня эта терминология является чужеродной. Ассоциировать себя… Конечно, я не могу полностью отрешиться от понятия «Я», потому что все мы люди, всем нам присущи какие-то человеческие эгоистические свойства, какие-то неприятные привычки. По крайней мере, в области творчества я стараюсь максимально возможно отстоять от такого понятия как «Я» вообще. Я просто стараюсь, когда выбираю для себя область деятельности, чтобы этому не предшествовал долгий анализ или какие-то логические соображения. Я больше пытаюсь чувствовать поток, больше на интуитивном уровне. Я не анализирую свои поступки. Мне хочется делать это, уместнее даже пассивный залог — мною хотят делать, я это и делаю.

ОБ: Это не вызывает никакого протеста?

ИК: Мне кажется, протест против судьбы — самое бессмысленное занятие, которому может посвятить свое время человек.

ОБ: В одном из ваших интервью в Интернете я видела такую фразу, что «все должно быть взорвано». Разве это не протест?

ИК: Это протест не против судьбы. Как бы для меня за этим «взорвано» стоят совершенно конкретные личности, совершено конкретные люди с совершенно конкретными поступками, которые, с моей точки зрения, тоже находятся в руках некоей силы, рассматриваю эту силу как враждебную по отношению к себе. Это моя функция относиться так к этим людям, это входит в задачу тех сил, которые мной руководят, скажем так. Это социальная позиция, а не философская позиция. К сожалению, очень мало кто, особенно в России, понимает глубокую разницу между этими двумя понятиями. Между тем, что можно быть смирным человеком внутри, можно быть, например, активным или агрессивным социально. В русской культуре, кажется, что человек должен быть целен насквозь с самых своих внешних проявлений до самых своих сокровенных. Попытка следовать этому идеалу, она, как правило, приводит к некоторой шизофрении и бездействию в конечном итоге. Я просто стараюсь жить в соответствии с какими-то своими внутренними принципами, которые, в сущности, как я считаю, даже не являются моими.