Это первая часть. Вторая — то, что рок-н-ролл связали с этой идеологией, с перестройкой, тоже оказало ему медвежью услугу. То есть он начал уходить в прошлое вместе с социально-культурной эпохой, с которой его связали, которой он как бы принадлежал. Вторая попытка — то, что Лагутенко потом обозвал «роко-попсом», — попытка построить аидеологичный рок-н-ролл, который занимается чисто развлечением, по линиям западного шоу-бизнеса — это было попыткой выйти из этой ситуации. Отвязаться от навязчивой идеи, что это должно быть постоянно связно с протестом, причем совершенно определенного типа. Наконец, я думаю, внутренний потенциал развития какого-то жанра всегда исчерпывается. Поэтому мы и говорим, что нет революционных видов искусства. Есть только социально-исторический момент, контекст.
Корр:
Если говорить об этом «утонувшем поколении». Вис из «Sixtynine» этих же годов рождения, он как раз был одним из тех, кому невозможно было всплыть. Мы слышали громадный пласт очень хороших текстов и роковой музыки старой группы «Vis Vitalis». Это все не вышло, их всех законопатили, как в подлодку и всплыли они только сегодня. Уже в другом, адекватном моменту стиле, с социальной злостью…ИК:
Утонуло множество. Множество интересных журналов, возникших в перестройку… Это не только музыки касалось. Был экономический удар, который оставил только то, что было обречено на безусловное выживание, то есть снабжение и шоу-бизнес самого массового пошиба. Тогда же, в начале 1990-х, все заполонило второе поколение ресторанной эстрады, очень мощной. Будущий «русский шансон», блатняк. Спирт «Рояль», импортная колбаса из непонятного мяса. Пошла колониальная экономика и колониальная культура.Корр:
Вы оказывали поддержку проекту «Sixtynine». Что вы видите в текстах этой группы?ИК:
Я вижу то, что мне нравится. Вижу энергию, вижу мышление, критическое, критико-аналитическое мышление, сильную лирическую эмоцию. Ясный взгляд на происходящее вокруг. То есть то, что меня всегда интересует — искусство, которое дает оценку реальности. Я не люблю и никогда не любил игры в слова ради самих слов.Корр:
Культура социального протеста имеет будущее в России? Возможен ли ее союз с политическими движениями левого, антиглобалистского толка?ИК:
Я считаю, что возможен. Я считаю, что будущее имеется. Потому что мировой социальный кризис назревает, и не только в России. Кризис более глобализированного характера — думаю, он будет более глобальным, чем кризис 1929 года. Он будет более системным, связанным в том числе с нехваткой ресурсов. Кризис далеко ушедшей в спекулятивную сторону мировой экономики. Будут страшные потрясения. Невиданные мятежи. Естественно, это все будет сопровождаться неким искусством. Россия в данном случае может опять оказаться на переднем фланге, хотя есть и противоположный вариант, что она наоборот превратится в заповедник и один из столпов мирового порядка. Такой потенциал тоже есть. Сейчас мы стоим на перепутье. Очень много зависит от различных факторов, осуществление которых пока трудно предсказать.Корр:
Вы ощущаете себя участником некой культурной борьбы? Каковы могут быть ее конечные цели?ИК:
Я убрал бы отсюда слово «культурная». Я всю жизнь ощущаю себя участником борьбы. Я бы не сказал, что она культурная, поскольку это слово имеет для меня отрицательное значение.Корр:
Некультурная борьба.ИК:
Да, некультурная борьба. Культура, по своему определению, есть нечто общепринятое. Ничто. В моей терминологии культура противопоставлена искусству. Некое отправление, воспроизведение, с общественным статус-кво, консолидирующее это общество. Скорее, борьба с культурой… Я думаю, всякий человек, обладающий базисным уровнем сознания, не может не ощущать себя участником борьбы — не обманывая себя, не впадая в состояние духовной смерти. Конечная цель борьбы — это свобода, которая в данном случае есть познанная необходимость. А познанная необходимость для человека, в моей философии — это преодоление человеческого в человеке. Преодоление не в деструктивном смысле уничтожения человека, а в смысле выхода на новый этап диалектического развития.«Мы станем богами, а зло развоплотится в ничто…»
Кормильцев более всего известен почтеннейшей публике как поэт, сочинивший тексты практически ко всем композициям «Наутилуса Помпилиуса».
Но сам Илья отнюдь не считает это своим основным «свершением», наоборот, чуть ли не в каждом интервью он с ударением говорит о том, что писание текстов для «Нау» было «лишь одним из способов самовыражения». Спектр его занятий и увлечений гораздо шире.
О том, чем Илья Кормильцев занимается и увлекается сегодня, его расспросили редактор рубрики «Персона» Вадим Михайлов и посетители портала KM.ru.