Том 3. Пьесы

Рейн. Вы, Святослав Владимирович, рассеянный человек. В ваши годы дома надо сидеть, внуков нянчить, а вы целый день бродите по дому с книгой.

Бунша. У меня нет внуков. А если я перестану ходить, то произойдет ужас.

Рейн. Государство рухнет?

Бунша. Рухнет, если за квартиру не будут платить.

Рейн. У меня нет денег, Святослав Владимирович.

Бунша. За квартиру нельзя не платить. У нас в доме думают, что можно, а на самом деле нельзя. Я по двору прохожу и содрогаюсь. Все окна раскрыты, все на подоконниках лежат и рассказывают такие вещи, которые рассказывать запрещено.

Рейн. Вам, князь, лечиться надо.

Бунша. Я уж доказал, Евгений Николаевич, что я не князь, и вы меня не называйте князем.

Рейн. Вы — князь.

Бунша. Нет, я не князь.

Рейн. Не понимаю этого упорства. Вы — князь.

Бунша. А я говорю, нет. (Вынимает бумаги.) Вот документы, удостоверяющие, что моя мама изменяла папе, и я сын кучера Пантелея. Я и похож на Пантелея. Потрудитесь прочесть.

Рейн. Не стоит. Ну если так, вы — сын кучера, но у меня нет денег.

Бунша. Заклинаю вас, заплатите за квартиру, а то Луковкин говорит, что наш дом на черную доску попадет.

Рейн. Вчера жена ушла к какому-то Петру Ильичу, потом селедки, потом является эта развалина, не то князь, не то сын кучера, и истязает меня. Меня жена бросила, понятно?

Бунша. Позвольте, что же вы мне-то не заявили?

Рейн. А почему это вас волнует? Вы на нее какие-нибудь виды имели?

Бунша. Виды такие, что немедленно я должен ее выписать. Куда она выехала?

Рейн. Я не интересовался.

Бунша. Понятно, что вам неинтересно. А мне интересно. Я сам узнаю и выпишу.

Пауза.

Я присяду.

Рейн. Да незачем вам присаживаться. Как вам объяснить, что меня нельзя тревожить во время этой работы?

Бунша. Нет, вы объясните. Недавно была лекция, и я колоссальную пользу получил. Читали про венерические болезни. Вообще наша жизнь очень интересная и полезная, но у нас в доме этого не понимают. Наш дом вообще очень странный. Михельсон, например, красное дерево покупает, но за квартиру платит туго. А вы машину сделали.

Рейн. Вы бредите, Святослав Владимирович!

Бунша. Я обращаюсь к вам с мольбой, Евгений Николаевич. Вы насчет своей машины заявите в милицию. Ее зарегистрировать надо, а то в четырнадцатой квартире уже говорили, что вы такой аппарат строите, чтобы на нем из-под советской власти улететь. А это, знаете, и вы погибнете, и я с вами за компанию.

Рейн. Какая же сволочь это говорила?

Бунша. Виноват, это моя племянница.

Рейн. Почему эти чертовы ведьмы болтают чепуху? Я знаю, это вы виноваты. Вы — старый зуда, шляетесь по всему дому, подглядываете, а потом ябедничаете, да, главное, врете!

Бунша. Я — лицо, занимающее официальный пост, и обязан наблюдать. Меня тревожит эта машина, и я вынужден буду о ней сообщить.

Рейн. Ради бога, повремените. Ну хорошо, идите сюда. Просто-напросто я делаю опыты над изучением времени. Да, впрочем, как я вам объясню, что время есть фикция, что не существует прошедшего и будущего... Как я вам объясню идею о пространстве, которое, например, может иметь пять измерений?.. Одним словом, вдолбите себе в голову только одно, что это совершенно безобидно, невредно, ничего не взорвется, и вообще никого не касается! Вот, например, возьмем минус 364, минус. Включим. Минус, прошлое.

Включает механизм, и кольцо начинает светиться. Слышен певучий звук.

Вот и все. К сожалению, все. (Пауза.) Ах, я идиот! Нет, я не изобретатель, я кретин! Да ведь если шифр обратный, значит, я должен включить плюс! А если плюс, то и цифру наоборот! (Бросается к механизму, поворачивает какой-то ключ, включает наново.)

В то же мгновенье свет в комнате Рейна ослабевает, раздается удар колокола, вместо комнаты Михельсона вспыхивает сводчатая палата. Иоанн Грозный, с посохом, в черной рясе, сидит и диктует, а под диктовку его пишет опричник в парчовой одежде, поверх которой накинута ряса. Слышится где-то церковное складное пение и тягучий колокольный звон. Рейн и Бунша замирают.

Иоанн. «...и руководителю...»

Опричник (пишет). «...и руководителю...»

Иоанн. «...к пренебесному селению, преподобному игумену Козме, иже...»[191]

Опричник (пишет). «...Козме, иже...»

Иоанн. «...о Христе с братиею... с братиею, царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси...»

Опричник (пишет). «...всея Руси...»

Иоанн. «...челом бьет».

Рейн. Ах!

Услыхав голос Рейна, Иоанн и опричник поворачивают головы. Опричник, дико вскрикнув, вскакивает, пятится, крестится и исчезает.

Иоанн (вскакивает, крестясь и крестя Рейна). Сгинь! Увы мне, грешному! Горе мне, окаянному! Скверному душегубцу, ох! Сгинь! Сгинь! (В исступлении бросается в комнату Рейна, потом, крестя стены, в переднюю и исчезает.)