Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910

Тверской бульвар. Время к вечеру. Играет военный оркестр. В стороне от главной аллеи, на которой тесной толпою движутся гуляющие, на одной из боковых дорожек сидят на скамейке Ольга Николаевна, Глуховцев, Мишка, Онуфрий и Блохин. Изредка по одному, по двое проходят гуляющие. В стороне прохаживается постовой городовой в сером кителе. Звуки оркестра, играющего вальс «Клико», «Тореадора и Андалузку», вальс «Ожидание» и др., доносятся откуда-то слева.

Мишка.Так-то, Онуша.

Онуфрий.Так-то, Миша.

Мишка.Я не могу с Блохиным сидеть: на меня все смотрят. Что это, говорят, у Михаила Ивановича такое неприличное знакомство?

Онуфрий.Ты что же это, Сережа, в мундире? На бал куда-нибудь собрался?

Блохин(одетый в парадный, сильно потрепанный мундир).Пошли к черту! Сегодня три рубля на толкучке дал.

Онуфрий.Ну? Недорого.

Блохин.Н…насилу уступил. Просил пять. Г…говорит, что шитья одного на пятнадцать рублей.

Мишка.Покажи-ка!

Он и Онуфрий с интересом рассматривают мундир, пробуют пальцами материю.

Ничего, здорово только молью поедено.

Онуфрий.И великоват немножко. Ну, да ты, Сережа, подрастешь.

Молчание.

Блохин.Ты что это, Коля, так загрустил?

Глуховцев.Так, ничего.

Мишка.А ты у кого, Онуша, живешь?

Онуфрий.У Архангельского, у отца-дьякона, свой шатер раскинул. А что, братцы, не найдется ли у вас этакого завалящего урочка?

Блохин.Держи карман шире! Сами взяли бы, кабы было что.

Мишка.А животы подводит, Онуша?

Онуфрий.Подводит, Миша. Я бы, собственно, за стол и квартиру.

Блохин.А я рас…расстоянием не стесняюсь.

Мишка.Не скули, Блоха. (Тихонько запевает.)

Настало нам разлуки время…

Студенты(тихонько подпевают).

И на измученную грудь
Тяжело пало жизни бремя;
Но все ж скажу вам: добрый путь.

Бульварный сторож.Тут петь нельзя, господа.

Онуфрий(с удивлением).А разве кто-нибудь пел? У вас, дорогой мой, начинаются галлюцинации слуха. Как ты думаешь, Миша, это очень опасно?

Мишка.Очень! Потому что за ними идут галлюцинации зрения.

Блохин.И о…о…обоняния!

Сторож(сердито).Вам говорят!

Онуфрий.Ты замечаешь, Миша, что с маркизом что-то делается?

Мишка.Я советовал бы вам обратиться к акушеру.

Онуфрий(с удивлением).Но почему же, Миша, к акушеру? Неужели ты предполагаешь какую-нибудь ненормальность в положении ребенка?

Мишка.Убежден.

Онуфрий.Тогда поторопитесь, граф, я прошу вас. Это очень серьезно, и если не захватить вовремя…

Сторож(выходя из себя).Тут петь нельзя! Вам говорят! А то с бульвара прогоню!

Онуфрий.А что, Миша, если я дам маркизу по шее? Благословишь ты меня?

Мишка.Оставь, Онуфрий. Тебя губит любовь к людям. Ты и без того завтра будешь давать отчет мировому в своих дурных поступках.

Онуфрий.Но если — по совокупности? Впрочем, маркиз, я завтра пришлю к вам моих секундантов.

Сторож.А еще студенты! Шантрапа! Голодранцы!

Идет жаловаться городовому. Тот равнодушно, через плечо, взглядывает на студентов и отмахивается от сторожа рукою.

Мишка.Не выгорело!

Онуфрий.Я убежден, Миша, что через две тысячи лет все городовые…

Мишка.Упразднятся? Опасайся, Онуфрий, таких мыслей. Это, брат, чистейшей воды анархизм.

Онуфрий.Нет, Миша, не упразднятся, но будут в новой форме.

Блохин.А это уж кроткий оп-оптимизм.

Мишка.Ну, буде, насиделись! Пойдем шататься, ребята. Николай, ты с нами?

Глуховцев.Нет, мы тут посидим.

Мишка.Трогай!

Уходят. Некоторое время молчание.

Глуховцев.Что с тобою, Оль-Оль? Ты сегодня весь день такая грустная, что жалко на тебя смотреть. Случилось что-нибудь? И мать твоя какая-то странная.

Ольга Николаевна.Нет, ничего. А отчего ты грустный?

Глуховцев.Я-то? Не знаю. Дела плохи, должно быть, оттого. Хорошо еще, что в комитетской столовой даром кормят, а то… Надоело это, Оль-Оль. Здоровый я малый, камни готов ворочать, а работы нету.

Ольга Николаевна.Бедный ты мой мальчик!

Глуховцев.Ну, оставь. Ты плакала? Отчего у тебя под глазами такие круги? Ну говори же, Олечка, ведь это нехорошо.

Ольга Николаевна наклоняет голову и пальцами, обтянутыми черною перчаткой, тихонько вытирает глаза.

Ну что ты, Оля?

Ольга Николаевна.Тебе будет очень тяжело, Колечка, если я скажу. Вон и мамаша идет!