Том 3. Стихотворения и поэмы 1907–1921

«Ветр налетит, завоет снег…»

Ветр налетит, завоет снег,
И в памяти на миг возникнет
Тот край, тот отдаленный брег…
Но цвет увял, под снегом никнет…

И шелестят травой сухой

Мои старинные болезни…
И ночь. И в ночь — тропой глухой
Иду к прикрытой снегом бездне…

Ночь, лес и снег. И я несу

Постылый груз воспоминаний…
Вдруг — малый домик на поляне,
И девочка поет в лесу.

6 января 1912

«Шар раскаленный, золотой…»

Борису Садовскому

Шар раскаленный, золотой
Пошлет в пространство луч огромный,
И длинный конус тени темной
В пространство бросит шар другой.

Таков наш безначальный мир.

Сей конус — наша ночь земная.
За ней — опять, опять эфир
Планета плавит золотая…

И мне страшны, любовь моя,

Твои сияющие очи:
Ужасней дня, страшнее ночи
Сияние небытия.

6 января 1912

«Сквозь серый дым от краю и до краю…»

Сквозь серый дым от краю и до краю
  Багряный свет
Зовет, зовет к неслыханному раю,
  Но рая — нет.

О чем в сей мгле безумной, красно-серой,

  Колокола —
О чем гласят с несбыточною верой?
  Ведь мгла — всё мгла.

И чем он громче спорит с мглою будней,

  Сей праздный звон,
Тем кажется железней, непробудней
  Мой мертвый сон.

30 апреля 1912

«Есть минуты, когда не тревожит…»

Есть минуты, когда не тревожит
Роковая нас жизни гроза.
Кто-то на́ плечи руки положит,
Кто-то ясно заглянет в глаза…

И мгновенно житейское канет,

Словно в темную пропасть без дна…
И над пропастью медленно встанет
Семицветной дугой тишина…

И напев заглушенный и юный

В затаенной затронет тиши
Усыпленные жизнию струны
Напряженной, как арфа, души.

Июль 1912

«Болотистым пустынным лугом…»

Болотистым пустынным лугом
  Летим. Одни.
Вон, точно карты, полукругом
  Расходятся огни.

Гадай, дитя, по картам ночи,

  Где твой маяк…
Еще смелей нам хлынет в очи
  Неотвратимый мрак.

Он морем ночи замкнут — дальный

  Простор лугов!
И запах горький и печальный
  Туманов и духов,

И кольца сквозь перчатки тонкой,

  И строгий вид,
И эхо над пустыней звонкой
  От цоканья копыт —

Всё говорит о беспредельном,

  Всё хочет нам помочь,
Как этот мир, лететь бесцельно
  В сияющую ночь!

Октябрь 1912

Испанке

Не лукавь же, себе признаваясь,
Что на миг ты был полон одной,
Той, что встала тогда, задыхаясь,
Перед редкой и сытой толпой…

Что была, как печаль, величава

И безумна, как только печаль…
Заревая господняя слава
Исполняла священную шаль…

И в бедро уперлася рукою,

И каблук застучал по мосткам,
Разноцветные ленты рекою
Буйно хлынули к белым чулкам…

Но, средь танца волшебств и наитий,

Высоко занесенной рукой
Разрывала незримые нити
Между редкой толпой и собой,

Чтоб неведомый северу танец,

Крик Handá и язык кастаньет
Понял только влюбленный испанец
Или видевший бога поэт.

Октябрь 1912