Том 3. Стихотворения и поэмы 1930-1941

За аулом далеко
заржала кобыла…
«Расскажи нам, Шалико,
что с тобою было.
От каких тяжелых дел,
не старея,
молодым ты поседел,
спой скорее».
– Подымался в горы дым
ночь – стыла.
Заезжали джигиты
белым – с тыла.
Потемнели звезды,
небеса пусты,
над ущельем рос дым,
зашуршали кусты.
Я шепчу, я зову.
Тихи сакли.
Окружили наш аул
белых сабли.
Шашки светятся.
Сердце, молчи!
В свете месяца –
зубы волчьи.
За зарядом заряд…
Пики близки.
У меня в газырях –
наших списки.
Скачок в стремя!
Отпустил повода,
шепчу в темя:
«Выручай, Тахада!»
Натянула повода,
мундштук гложет,
отвечает Тахада,
моя лошадь:
«Дорогой мой товарищ,
мне тебя жалко.
Сделаю, как говоришь,
амханого Шалико!»
С копыт камни,
горы мимо,
вот уже там они –
в клочьях дыма.
Ас-ас-ас-ас! –
визжат пули.
Раз-раз-раз-раз! –
шапку сдули.
Разметавши коня,
черной птицей
один на меня
сбоку мчится.
На лету обнялись,
сшиблись топотом
и скатились вниз,
и лежим оба там.
Туман в глазах,
сломал ногу…
Но не дышит казак:
слава богу!
Полз день, полз ночь –
горит рана.
Рано – поздно,
поздно – рано.
Ногу в листья обложив,
вы меня вынесли.
В этой песне нету лжи,
нету вымысла.
Грудь моя пораненная
конца избежала…
Жареная баранина
на конце кинжала.
В кольцо, в кольцо!
Пики далеко!
Кацо, кацо,
Нико, Шалико!

1933

Память о Лазо

Вы убили
нашего Лазо,
крадучись
и от людей таяся;
а потом,
скрывая свой позор,
убрались тихонько
восвояси.
Помню,
как у грузчиков,
в порту
речь держал он
во Владивостоке;
а ему –
смертельную черту
подводил
ваш тусклый взгляд
жестокий.
Затащили,
взяв из-за угла,
одного –
десятки лап паучьих;
но вовек
не затушить угля
от костей его
на эти кручах.
Что же
помогло вам
в чем-нибудь,
что убийством
руки замарали?
Легче ли
вздохнула
ваша грудь,
уголовной марки
самураи?
Он стоит,
веселый военком,
как тогда,
открыто
перед всеми,
и – огонь
пылающим венком
на его
красноармейском шлеме.
Он зовет нас
за собой,
туда,
где мы с вами
схватывались
насмерть,
где вы,
пряча глазки
от стыда,
крабами
карабкались
на транспорт.

1938

Памяти Клавы