Том 3. Стихотворения и поэмы 1930-1941

Бывало,
к Каретному ряду
подкатит
под сеткой рысак,
утробного
нрава и складу
тяжелую тушу
неся.
Встречают
дебелое барство
лакейский уют
и почет.
И сало
сабуровских фарсов
со сцены
по залу течет,
и плоскость
исхлестанных шуток.
И млеют в саду
до зари
над толпами
проституток
опухшие
фонари.
И вот
он
выходит из ряда,
иной
порожденный средой,
московского
пролетариата
упорный
театр молодой.
Он,
поступью крепкой ступая,
выходит,
не робок и свеж,
и фарсы сметает
«Чапаев»,
и занавес зыблет
«Мятеж».
И звонкостью
синеапрельской
из затхлого
заперти
кладет он
гудящие рельсы
на новые
жизни пути.
Так
над болотом и тиной
гражданские
длятся бои.
Над пошлостью
и рутиной
мы
сваи вбиваем свои.
Хорошо,
когда нашей игрою,
нашей жизнью
сцена полна,
когда
нашего века героев
перекатывается
волна.
Когда,
нашей болью болея,
нашим праздникам
вклинившись в ряд,
молодого
несет юбилея
неостынувший трепет
театр.
Хорошо,
что не пышная тризна,
хорошо,
что не смутная тень,
хорошо,
что на сцене – не призрак,
а сегодняшний,
явственный день.
Хорошо,
что движенья и вздохи,
что словами
не передам,
как немолкнущий
трепет эпохи
перепархивает
по рядам.
Что,
как ток
от большого мотора
через
передаточный вал,
от взволнованного
актера
переходит
в зрительный зал.
Играй, театр, играй!
Всех жизни граней
тебе не перечислить
и не счесть,
но и один отсвет
ее играний –
великая,
ответственная честь.
Играй, театр, играй!
И чем багряней
твоей игры
расцветка будет цвесть,
тем глубже
сердце вражеское раня,
ты победишь
и зависть их,
и месть.
Играй, театр, играй!
На самой крайней,
на самой узкой грани,
что ни есть,
прислушайся:
рукоплесканьем грянет
твоей победы каждодневной
весть.
Тебе привет –
всех новых сил собраньем
что жизни соль
горячую таят…
Играй, театр, играй!
Зари блистаньем
ранним –
сверкай, театр!

1934

Послесловие