Смит. Нет. Ты говоришь как человек, всю жизнь удачно торговавший своими советами. Ты не хочешь портить себе репутацию. Ты посоветовал шефу сделать из меня подлеца. И раз так, я – пусть с опозданием на десять дней, но все равно должен стать подлецом. А я не стану. Вы с Макферсоном выдаете себя за врагов России. Но в этом только четверть правды.
Гульд. А три четверти?
Смит. А три четверти в том, что вы – враги Америки. Вы хотите заставить десять миллионов американцев снова надеть военную форму. А тем, кто возражает вам, вы хотите надеть намордники. Но этого не будет!
Гульд
Смит. Возможно.
Гульд. Во-вторых, рано или поздно, от тебя уйдет Джесси.
Смит. Возможно. Но не стоит говорить об этом сейчас.
Гульд. Нет, стоит.
Смит. Нет, не стоит.
Гульд. Я тебе говорю, как друг твой и ее.
Смит. Замолчи. И больше ни слова о дружбе. Я знаю все о том, что у вас было в Австралии. И довольно об этом.
Гульд. Она тебе сказала?
Смит. Нет, я просто знаю сам…
Гульд. А она – она знает, что ты…
Смит. Конечно, нет. Когда у женщины бывает черное пятно в жизни
Не подходи ко мне. Дело не ограничится мелкой дракой. Я просто убью тебя. Лучше сядь. Вот так. И я сяду.
Сказать по правде, я очень давно не люблю тебя, Джек Гульд. Еще со школы, где мы учились вместе. Я не люблю тебя за то, что таким, как ты, удобнее, чем мне, жить в моей стране, которую я все-таки люблю, люблю, несмотря на ваше присутствие в ней. Я не люблю тебя за то, что ты смеешься над честностью, за то, что я в десять раз талантливей и в сто раз бедней тебя. Я не люблю тебя за то, что моя жена была когда-то твоей любовницей, не потому, что она любила тебя, а потому, что ты всегда поспеваешь вовремя дешево купить дом, когда умер хозяин, и дешево приласкать женщину, когда она одинока. Я не люблю тебя за то, что ты считаешь, что быть подлецом – это естественное состояние человека. И еще больше за то, что ты чуть не заставил и меня поверить в это. Не будем больше лгать и говорить о дружбе, Джек Гульд. Мы с тобой два разных человека и, если хочешь, две разные Америки.
Гульд в состоянии еще не прошедшего остолбенения сидит в кресле, потом, задумчиво посвистывая, делает несколько шагов по комнате. Быстро входит Макферсон.
Макферсон. Здравствуйте. Где Смит?
Гульд. Пошел вниз выпить перед разговором с вами.
Макферсон. Смит внизу, в баре. Позовите его ко мне.
Гульд. Ну?
Макферсон. Вы уже знаете?
Гульд. Да, он мне сказал.
Макферсон. Ждете, что я вас буду упрекать?
Гульд. Жду.
Макферсон. Напрасно. Когда человек слушается советов идиота, он сам дважды идиот, и ему некого в этом упрекать, кроме самого себя.
Гульд. Спасибо.
Макферсон. Пожалуйста. Завтра утром вы переведете тридцать тысяч, истраченных мною на рекламу за ваш страх и риск, с общего счета на мой. И я больше не буду возвращаться к этому вопросу. Я вызывал вас не для упреков. Я уже принял все меры к тому, чтобы у Смита не осталось никакого выхода, кроме одного – сесть и переделывать книгу. Но если – это маловероятно, – но если он откажется, у нас к выборам в конгресс должна быть другая книга.
Гульд. Вы хотите, чтобы я…
Макферсон. Нет. Вы для этого слишком плохо пишете. Во Флориде отдыхает после Европы Денис Митчелл. Он дважды был в России и почти ничего не писал. Он мог бы сесть и написать задним числом за полмесяца то же самое, чего мы хотели от Смита.
Гульд. Но Денис Митчелл – я его хорошо знаю – это тоже тип вроде Смита.
Макферсон. Вот именно. Поэтому он мне и нужен.
Гульд. Но…
Макферсон. Он может заартачиться? Поэтому мне и нужны вы. Поезжайте домой и готовьтесь к вылету во Флориду. Билет я уже заказал. После разговора со Смитом я вам позвоню, лететь или нет. Мне нужна эта книга о России, Джек. Мы ударим ею по всем нашим левым, от «Дейли уоркер» и до «Чикаго сан». По всем. Не обманывайте себя – они гораздо сильней, чем кажутся. Их надо бить, бить сейчас, пока не поздно. Во Франции тоже когда-то не было ни одного коммуниста в парламенте!..
Где Смит?
Секретарша. Он сказал, что допьет свое виски и придет.
Макферсон. Хорошо, я подожду.
Ну, как ваши дела в Сан-Франциско? Вы, кажется, летали туда?
Гульд. Да. Ничего, неплохо.
Когда я ехал, я думал увидеть вас в большой ярости. Вы почти добродушны.