Том 3. Товарищи по оружию. Повести. Пьесы

Джесси. Ну, это уже свинство, Боб. Зачем вы сейчас пьете?

Морфи. Зачем мы пьем? А затем, что все будет хорошо. Дьявольски хорошо. А, Гарри?

Смит. Да.

Морфи. Джесси, руку, скорей. (Хватает за руки ее и Смита.) В круг. В круг. Гарри, хватай ее за ту руку.

Джесси(смеясь). Что с вами? Я ничего не понимаю.

Морфи. Ничего, поймете. (Притопывая и танцуя, тащит всех в круг за собой и поет: «А я волка не боюсь, не боюсь, не боюсь».) Верно, Гарри?

Смит(задорно). «А я волка не боюсь, не боюсь, не боюсь».

Все трое, приплясывая, поют на разные голоса: «А я волка не боюсь, не боюсь». Распахиваются двери с веранды. В дверях стоит Гульд в плаще и шляпе. Он очень бледен. Общее долгое молчание.

Гульд(взволнованно). Гарри! Я ничего но понимаю, но мне в ярости позвонил Макферсон и сказал, чтобы я сейчас же, ночью, приехал к нему с тобой, с живым или мертвым.

Общее молчание.

Занавес

Действие третье

Картина пятая

Обстановка первой картины – кабинет Макферсона. Ночь. Со времени действия предыдущей картины прошло полтора-два часа.

Гульд(в дверях, пропуская вперед Смита.) Проходи. (Продолжает стоять в дверях и говорить с кем-то в соседней комнате, очевидно, с секретаршей.) А когда вернется?

Женский голос. Не сказал. Только сказал, чтобы вы ждали в кабинете.

Гульд. Хорошо, мы будем ждать. (Закрывает дверь, садится.) Будем ждать.

Пауза.

Судя по голосу, он был просто в бешенстве. И потом, в обычном состоянии у него нет привычки бросать трубку на полуслове.

Смит(насмешливо). А все-таки, господин редактор «Сан-Франциско геральд», вы, по старой памяти, все еще побаиваетесь шефа.

Гульд. Процентов на шестьдесят.

Смит. Почему именно на шестьдесят?

Гульд. Потому что он еще держит шестьдесят процентов акций моей газеты. Держит и не продает, старая собака, хотя я уже три раза пытался купить их через подставных лиц. (После паузы.) В чем дело? Почему он безумствует? Может быть, что-нибудь перевернулось, и ему теперь вдруг нужна книга, прямо противоположная твоей?

Смит. По-моему, ты неожиданно близок к истине.

Гульд. Ты думаешь? Что же произошло в мире? Пока мы ехали в машине, я перебрал в памяти все международные телеграммы. Ничего. Ровно ничего. Ну, что ты молчишь? Что ты думаешь? Это же и к тебе относится, черт возьми.

Смит. Да, пожалуй, ты прав. Это относится и ко мне. И даже гораздо больше, чем к тебе. Не волнуйся. В мировой политике не произошло никаких перемен. Дело в гораздо более мелком обстоятельстве. Просто я написал честную книгу о России и ответил в ней отрицательно на вопрос: хотят ли русские войны.

Гульд. Так… Очень хорошо…

Смит. Уж не знаю. Тебе видней.

Гульд(неожиданно). Нет, он не мог успеть ее прочесть.

Смит. Достаточно одной главы.

Гульд. Подожди. Ты валяешь дурака. Ты сейчас разыгрываешь меня. Да?

Смит. Сейчас – нет. Весь этот месяц – да. А сейчас – нет.

Гульд. Ты серьезно?

Смит. Уж пять минут, как я говорю наконец абсолютно серьезно. Пойдем спустимся на минуту в бар. Перед большими неприятностями всегда хорошо немножко выпить.

Гульд. Выпить? Ты понимаешь, что ты сделал? Чем это грозит тебе, да и мне?

Смит. Конечно. Поэтому я и предлагаю тебе выпить вдвоем. И на мой счет. (Вынимает из кармана деньги.) У меня осталось еще целых семь долларов. Пойдем!

Гульд. Убирайся к черту.

Смит. Ты отчасти прав. Я тебя немножко подвел, но и ты поторопился с этой преждевременной рекламой. Это была одна из твоих самых фантастических и самых неудачных идей. В общем, я приношу извинения за причиненные неприятности. И пойдем выпьем, пока у меня еще есть деньги.

Гульд. Неприятности? Мои неприятности – это капля по сравнению с морем твоих. Подумай о своих неприятностях. Пока не поздно.

Смит. Поздно.

Гульд. Нет. Я не знаю, что ты написал… Но я знаю, что достаточно десяти дней для того, чтобы, как перчатку, вывернуть наизнанку любую книгу. Я уговорю шефа. Он пойдет на это.

Смит. Он – да, я – нет.

Гульд. Не будь идиотом. Я тебе говорю, как друг.