Джесси. Да. Но не говори со мной так, как будто я тебя не люблю. Я тебя люблю. И это такси, так сразу – это тоже потому, что я люблю тебя. Сразу, только сразу, вдруг. Я иначе была бы не в силах. Я решила от тебя уйти третьего дня, знаешь когда?
Смит. Утром, когда мы сидели за столом? Да?
Джесси. Да. Я закричала что-то о деньгах и вдруг остановилась и поняла, что мне надо уйти от тебя. Пока не поздно. И ради бога, прости меня за то, что я тогда, третьего дня, закричала.
Смит. Это было всего один раз…
Джесси. Не хочу. Ни разу. А если я останусь – это будет, будет каждый день. Что ты молчишь?
Смит. А что же мне сказать тебе?
Джесси. Да, верно. Хотя почему? Ты бы мог мне сказать, что я не смею бросать тебя в бедности и несчастье, но в бедности и несчастье я буду только еще одним твоим лишним несчастьем. И чем дальше, тем хуже. Я знаю себя. Надо уходить.
Смит. Джесси.
Джесси
Смит. Ничего.
Джесси. До свиданья, Гарри.
Смит
Упаковщик. Столик.
Смит. Что?
Упаковщик. Столик.
«– Внимание. Возобновляется разговор с нашим корреспондентом Бобом Морфи.
– Боб! Боб! Как вы нас слышите?
– Скверно. В самолете что-то дьявольски трещит.
– На какой вы высоте?
– Тринадцать тысяч сто.
– Поздравляем. До полного успеха вам остались пустяки.
– Что? Плохо слышу.
– Как вы расцениваете качества самолета фирмы „Хечисон“?
– Качества самолета? Наверное, хорошие, раз мы забрались так высоко. Только сейчас он отчаянно трещит, и я вас очень плохо слышу.
– Боб! Боб! Боб Морфи!
– Подождите, сейчас. Летчик мне что-то показывает.
– Боб! Вы нас слышите? Боб! Вы нас слышите?
– Я вас слышу, будьте вы прокляты. Кажется… Кажется, все идет к черту. Мы разваливаемся… Мы… К чер…»
Смит. Вспомнил. На цветы.