Том 3. Волшебная страна

Большой конь, как ласточка, летел по ущелью. И вот мы уже у разбитого моста и выезжаем на древнюю дорогу.

Мы добрались до конца ущелья. Я узнал груду камней. Оглянулся. Ни следа погони. Но по-прежнему слышались отдаленные звуки барабанов.

День уже склонялся к вечеру. Мы приблизились к хребту. Жестоко подгонять жеребца, но я не мог позволить себе щадить его. К ночи мы достигли полупустынной местности. Жеребец был покрыт потом, он сильно устал. Но ни разу он не замедлил хода, не проявлял недовольства. У него великое сердце, у этого коня. Я решил, что надо дать ему возможность отдохнуть.

Я нашел защищенное место у высокого камня. Неожиданно я понял, что на мне по-прежнему церемониальное желтое платье. Я с отвращением сорвал его. Вытер им коня. Напоил его, дал немного зерна. Сам я был страшно голоден, потому что не ел с самого утра. Пожевал немного зерна и запил его тепловатой водой. По-прежнему никаких признаков преследования, и барабаны смолкли. Я с беспокойством подумал, не знают ли уйгуры более короткой дороги. Может быть, именно сейчас они окружают меня. Набросив свою одежду на жеребца, я растянулся на земле. Я не собирался спать. Но тут же уснул.

Проснулся я неожиданно. Наступил рассвет. На меня смотрели старый жрец и офицер с холодным взглядом. Мое укрытие было окружено кольцом всадников. Старик мягко заговорил:

— Мы не причиним тебе вреда, Двайану. Если ты хочешь покинуть нас, мы не можем остановить тебя. Тот, кто смог вызвать Калкру, не должен опасаться нас. Его воля — это и наша воля.

Я не ответил. Глядя на него, я снова увидел то, что видел в пещере. Он вздохнул.

— Ты хочешь нас покинуть. Да будет так!

Уйгурский офицер молчал.

— Мы принесли твою одежду, Двайану, подумав, что ты захочешь уйти от нас, как и пришел, — сказал старик.

Я переоделся в свою старую одежду Старый жрец взял мое древнее одеяние. Он снял с жеребца одежду с изображением осьминога. Заговорил офицер:

— Почему ты оставляешь нас, Двайану? Ты заключил мир с Калкру. Ты открыл ворота. Скоро пустыня расцветет, как в древности. Почему ты не останешься с нами и не поведешь нас к величию?

Я покачал головой. Старый жрец снова вздохнул.

— Такова его воля! Да будет так! Но помни, Двайану: тот, на чей призыв отозвался Калкру, должен будет и сам ответить на его призыв. И рано или поздно Калкру позовет его!

Он коснулся моих волос дрожащей старческой рукой, коснулся моего сердца и повернулся. Его окружили всадники. Они уехали.

Уйгурский офицер сказал: «Мы будем сопровождать Двайану в его путешествии».

Я сел верхом. Мы достигли нового лагеря экспедиции. Он был покинут. Мы поехали дальше, к нашему старому лагерю. К концу дня мы увидели впереди караван. Когда мы приблизились, караван остановился, началась торопливая подготовка к обороне. Это была наша экспедиция, направлявшаяся к старому лагерю. Я помахал руками и закричал.

Сойдя с жеребца, я протянул узду офицеру.

— Возьми его, — сказал я. Его лицо утратило мрачность, просветлело.

— Он будет ждать тебя, когда ты вернешься, Двайану. Он или его сыновья, — сказал офицер. Он поднес руку ко лбу, поклонился. — И все мы тоже, Двайану, — мы и наши сыновья. Когда ты вернешься.

Он сел на свою лошадь. Все всадники подняли копья. Послышался громовой возглас:

— Двайану!

Они ускакали.

Я пошел туда, где меня ждали Фейрчайлд и все остальные.

Как только я смог подготовить свое возвращение, я вернулся в Америку. Я хотел только одного — чтобы как можно больше миль отделяло меня от храма Калкру.

Я замолчал. Невольно погладил рукой кожаный мешочек на груди.

— Но теперь мне кажется, — сказал я, — что уйти от него не так-то просто. Ударами по наковальне, пением и барабанами Калкру призывает меня!

КНИГА МИРАЖА

Глава 5. МИРАЖ

Джим сидел молча, глядя на меня, и мне показалось, что индейский стоицизм покинул его лицо. Он наклонился и положил руку мне на плечо.

— Лейф, — негромко сказал он, — я не знал. Впервые я вижу, как ты испугался… мне больно за тебя. Я не знал…

Со стороны чероки Тсантаву это очень много.

— Все в порядке, индеец. Заткнись! — грубо ответил я.

Он некоторое время сидел молча, подбрасывая в костер прутики.

— А что сказал об этом твой друг Барр? — неожиданно спросил он.

— Он взгрел меня, — ответил я. — Задал мне жару со слезами на глазах. Сказал, что с того времени, как Иуда поцеловал Христа, никто так не предавал науку. Он хорошо подбирал метафоры, они вонзались, как шипы. Особенно эта, потому что я думал так же — правда, не о науке, а о девушке. Да, я подарил ей поцелуй Иуды. Барр сказал, что у меня была возможность, какой не было ни у кого. Я мог разрешить загадку Гоби и ее утраченной цивилизации. А я убежал, как ребенок от пугала. Я атавистичен не только телом, но и разумом. Я светловолосый дикарь, лежащий в страхе перед идолом. Он сказал, что на моем месте позволил бы распять себя, лишь бы узнать истину. Он и на самом деле так поступил бы. Он не лгал.

— Весьма научно, — сказал Джим. — Но что он сказал о том, что ты видел?