Том 3. Зеленый вертоград. Птицы в воздухе. Хоровод времен. Белый зодчий

Тонга-Табу — круглый жемчуг в просветленьи изумруда,

А Самоа — жемчуг длинный в осияньи янтарей.

Но и Тонга и Самоа — только сказка, только чудо.

И не знаешь, где блаженство ты, плывя, найдешь скорей,

То пленяет Тонга-Табу, то влечет к себе Самоа.

Так от острова на остров я стремлюсь среди морей,

И пловучею змеею по волне скользит каноа.

ДРЕВО ГРУСТИ

На прибрежьи, в ярком свете,

Подошла ко мне она,

Прямо, близко, как Весна,

Как подходят к детям дети,

Как скользит к волне волна,

Как проходит в нежном свете

Новолунняя Луна.

Подошла, и не спросила,

Не сказала ничего,

Но внушающая сила, —

Луч до сердца моего, —

Приходила, уходила,

И меня оповестила,

Что, слиянные огнем,

Вот мы оба вместе в нем.

«Как зовут тебя, скажи мне?»

Я доверчиво спросил.

И, горя во вспевном гимне,

Вал прибрежье оросил.

Как просыпанное просо,

Бисер, нитка жемчугов, —

Смех, смешинки, смех без слов,

И ответ на всклик вопроса,

Слово нежной, юной: «Тосо!»

Самоанское: «Вернись!»

Имя — облик, имя — жало.

Звезды много раз зажглись,

Все ж, как сердце задрожало,

Слыша имя юной, той,

По-июньски золотой,

Так дрожит оно доныне,

В этой срывчатой пустыне

Некончающихся дней,

И поет, грустя о ней.

В волосах у юной ветка

С голубым была огнем,

Цветик с цветиком, как сетка

Синих пчел, сплетенных сном.

Тосо ветку отдала мне,

Я колечко ей надел.

Шел прилив, играл на камне,

Стаи рыб, как стаи стрел,

Уносились в свой предел.

Эта ветка голубая, —

Древо Грусти имя ей,

Там, где грусть лишь гостья дней,

Там, где Солнце, засыпая,

Не роняет на утес

Бледных рос, и в душу слез,

Там, где Бездна голубая

Золотым велела быть,

Чтобы солнечно любить.

ФИДЖИ

Последний оплот потонувшей страны,

Что в синих глубинах на дне.

Как крепость, излучины гор сплетены

В начальном узорчатом сне.

Утес за утесом — изваянный взрыв,

Застывший навек водомет,

Базальта и лавы взнесенный извив,

Века здесь утратили счет.

Гигантов была здесь когда-то игра,

Вулканы метали огонь.

Но витязь Небесный промолвил — «Пора»,

И белый означился конь.

Он медленно шел от ущербной Луны

По скатам лазурных высот,

И дрогнули башни великой страны,

Спускаясь в глубинности вод.

Сомкнулась над алой мечтой синева,

Лишь Фиджи осталось как весть,

Что сказка была здесь когда-то жива,

И в грезе по-прежнему есть.

И черные лица Фиджийцев немых,

И странный блестящий их взор —

О прошлом безгласно-тоскующий стих,

Легенда сомкнувшихся гор.

ПРАЗДНИК МИГА

В Новой сказочной Гвинее

У мужчин глаза блестящи,

И у женщин, умудренных

Пеньем крови, жарок взор.

Быстры девушки, как змеи,

Помню рощи, помню чащи,

Тишь лагун отъединенных,

С милой срывный разговор.

О, восторг согласной сказки,

Зыбь зажженной Солнцем дали,

Мысль, которой нет предела,

Пирамиды диких гор.

Грудки нежной Папуаски

Под рукой моей дрожали,

Тело смуглое горело,

Подошла любовь в упор.

Мы давно молились счастью,

И бежав от глаз блестящих,

От очей бежав станицы,

Слили вольные сердца.

Так друг к другу жаркой страстью

Были кинуты мы в чащах,

Как летят друг к другу птицы,

Все изведать до конца.

Вот он, трепет настоящий,

Пенье крови, всем родное,

На высотах небосклона

Мысли Божьего лица.

Солнца глаз, огнем глядящий,

И в крылатой ласке двое,

Два парящих фаэтона,

Два горячие гонца.

НОВОЛУНЬЕ

Пальмы змеино мерцают в ночи,

Новая светит победно Луна,

Белые тянутся с неба лучи,

В сердце размерно поет тишина.

Тихо качаю златую мечту.

Нежность далекая, любишь меня?

Тонкия струны из света плету,

Сердце поет, все тобою звеня.

Я отдалился за крайность морей,

Смело доверился я кораблю.

Слышишь ли, счастье, душою своей,

Как я тебя бесконечно люблю!

УПЛЫВАЕТ КОРАБЛЬ

Уплывает корабль, уплывает, восставая на дальней черте,

И прощально печаль мне свевает, оставляя меня в темноте.

В полутьме, озаренной по скатам и ростущей из впадин

холмов,

Он уплыл, осиянный закатом, уходя до иных берегов.

Вот он срезан водой вполовину. Вот уж мачты содвинулись

вниз.

Вот уж мачты маячат чуть зримо. С воскуреньями дыма

слились.

Он уплыл. Он ушел. Не вернется. Над вспененной я стыну

волной.

Чем же сердце полночно зажжется? Или мертвой ущербной

Луной?

«ТОФА!»

Прощальный марш играют в бесконечности,

Ты слышишь ли его?

Я слышу. Да. Прости, мои беспечности.

Погасло торжество.

Ушел от нас в ликующей багряности,

Нам радостный пожар.

Он скрылся там, без нас, в безвестной пьяности

Влюбленно-алый шар.

И мы следим в седеющей туманности,

Где сладко так «Люблю»,

Чтоб в верный путь не впуталось нежданности

И нам, и кораблю.

ДУХ ТРЕВОЖНЫЙ

Мной владеет жар тревоги,

Он ведет мою мечту.

Люди медлят на пороге,

Я сверкаю на лету.

Мной владеет дух тревожный,

Ранит, жалит, гонит прочь.

Миг касанья — праздник ложный,

Тут нельзя душе помочь.

Манит берег неизвестный,

Восхотевший досягнул: —

Мир широк был — стал он тесный.

Замер Моря дальний гул.

В путь, моряк. В иные страны.

Стань, глядящий, у руля.

Сказку ткут в морях туманы.

Свежесть в скрипах корабля.

Это я водил круженья

Финикийских кораблей,

И людския достиженья

Разбросал среди морей.

Скандинавские драконы,

Бороздившие моря,

Я, презревший все законы,

Вел, как день ведет заря.

Мной живут в Океании

Вырезные острова,

Мной живут пути морские,

Только мною жизнь жива.

ПРАЗДНИК ВОСХОДА СОЛНЦА

Семь островов их, кроме Мангайи,

Что означает Покой,