Нечипуренко был высок и тощ, костюм на нем висел, как на вешалке, а Листопад, напротив, был невысок, плечист. У него заметно отрос живот: казалось, что под пиджаком прятался либо подсвинок, либо хорошо откормленный индюк. Это обстоятельство всегда, особенно на людях, несколько смущало Листопада, человека в общем-то еще молодого. Стесняясь своей полноты, Листопад накрепко затягивался поясом, старался как можно лучше упрятать своего «подсвинка». Когда выходил на трибуну, выпрямлялся и, вдыхая полной грудью воздух, втягивал живот. Но ничто не помогало. Пиджак все равно с трудом застегивался лишь на одну пуговицу. Любивший поучать других и давать советы, Логутенков как-то сказал:
«Вот что, Семен Афанасьевич, я тебе посоветую чистосердечно и по-дружески. Когда выпиваешь, не налегай на закуску и совершенно забудь про белый кубанский хлеб. Что содержится в белом хлебе и в обильных закусках с выпивкой? Один сплошной углевод, а от него разнесет тебя, как на дрожжах. Надо, Семен, жить впроголодь и без углеводов. Трудно? Не отрицаю, даже очень трудно. А ты терпи. В противном случае от той беды, которую затягиваешь поясом и прячешь под пиджаком, тебе никогда не избавиться. Бери пример с меня. Я намного старше тебя, а стройность у меня, как у молодого. Почему? По причине неприятия углеводов…»
По натуре Логутенков был весельчак. Когда он появлялся там, где собиралась компания, чтобы выпить и закусить, в типичном кубанце вмиг просыпался незаурядный кавказец. Даже в голосе, в манере говорить было что-то от кавказцев. Как никто другой в Усть-Калитвинском районе, Логутенков знал, какой и по какому случаю сказать тост, а главное — как сказать. Любил попеть и потанцевать, а самую обычную выпивку сделать и веселой, и важной, и, если нужно, торжественной.
Послужной список Логутенкова пестрел должностями. В каком только чине он не ходил! Побывал и начальником райколхозсоюза еще в тридцатом, и заведующим райзо, и уполкомзагом, и председателем Усть-Калитвинского райисполкома. «И все эти должности, — говорил Логутенков, — не дали возможности сполна проявиться моему таланту». Он решил показать себя и свой талант в колхозе. Поэтому в то время, когда других вызывали на бюро райкома и уговаривали ехать на работу в станицы, Логутенков добровольно пожелал стать председателем колхоза и сам же выбрал в ту пору отстающую «Зарю». Лет шесть назад, когда его избрали председателем, Логутенков низко поклонился общему собранию, поблагодарил за доверие и сказал:
«Друзья! Товарищи! Наша общая священная цель состоит в том, чтобы отныне и навсегда наша «Заря» светила бы ярким светом, как к тому и обязывает ее название. И пусть ее яркий свет будет виден не только в Усть-Калитвинском, а во всем Южном крае».
Известно было и о том, что как-то навеселе Логутенков сказал: «Новый свет «Зари» должен осветить на моей груди Звезду Героя. Не я буду Илья Васильевич Логутенков, если этого не добьюсь». Однако Нечипуренко и Листопад уверяли, что такие слухи — сущая неправда, что они являются чьей-то злой выдумкой, ибо Логутенков — человек скромный и сказать так не мог. К тому же Нечипуренко и Листопад сами слышали, как Логутенков просил Коломийцева, чтобы его, Логутенкова, не представляли к награждению орденом. «Малость еще не дорос до ордена, не дотянул, — говорил Логутенков. — Вот рвану вперед, тогда можно. Ведь наша «Заря» пока что светит только тут, в Усть-Калитвинском, а я хочу добиться, чтобы она светила на всю страну». Погрозив пальцем, Коломийцев на это ответил: «Скромность, Илья Васильевич, штука хорошая, она украшает. Но насчет того, что ты еще не дорос, я категорически возражаю…» Но ни Нечипуренко, ни Листопад, видимо, из чувства уважения к Логутенкову, не сказали о том, как однажды, после плотного ужина, Логутенков, будучи под хмельком и в отличном настроении, говорил своим друзьям: «Подумайте сами, друзья мои, если теперь меня наградят орденом, то этим самым закроют мне дорогу к званию Героя. Скажут, Логутенков уже свое получил, и будут правы. Так что есть, друзья мои, резон подождать, ибо в таком важном деле спешка ни к чему…»
Логутенков встал и попросил подняться Нечипуренко и Листопада. Листопад одернул туго застегнутый пиджак и выпрямился, втягивая живот. Худой Нечипуренко стоял навытяжку, как солдат перед генералом, и ждал, что же скажет Логутенков.
— Прежде чем произнести достойный момента тост, позволь, дорогой Евгений Николаевич, обнять тебя, как сына родного, и поздравить от себя лично и от твоих многочисленных почитателей в «Заре» с высоким и заслуженным постом!
Тут Логутенков обнял Рогова, назвал сыном, расцеловал и даже прослезился.
— Погоди, Илья Васильевич, погоди, — смущаясь, ответил Рогов. — С поздравлением успеется. Ведь мы еще не знаем, что скажет конференция. Ораторы, критика, тайное голосование.