Том 4

Завьюженная пылью «Чайка» неслышно вкатилась в небольшой чистенький двор. Галина и Рогов еще в окно увидели знакомую машину и поспешили навстречу нежданному гостю. В сапогах, в дорожном, сшитом из серого тонкого материала костюме, высокий и стройный, Калашник был похож на ученого лесовода. Ему не хватало лишь ружья за плечами и патронташа на поясе. В семье Роговых он бывал часто. Поэтому он обнял и расцеловал Галину. На ее вопрос, почему приехал без Нины, Калашник ответил, что в командировку удобнее ездить без жены. По-мужски, жестко обнял Рогова, хлопал по плечу, смеялся, поглаживая красивые усы. Направляясь в дом, он взял на руки подвернувшегося Александра, смеясь и говоря: «Ах, какой мальчуган, вылитый папаша! Но мой Юрий постарше!»

Галина и Ольга Петровна, с которой Калашник тоже расцеловался, поспешили с обедом. Гость едва успел умыться с дороги, как его уже пригласили к столу. Шофер и Ануфриев обедали на кухне. Улучив минуту, когда обе женщины ушли по каким-то своим делам, Калашник, покручивая ус и смеясь одними глазами, сказал, до шепота понизив голос:

— Евгений, ты чего это совсем забыл свою Машу? Как-то встретили ее на улице. Скучная. Говорила со мной нехотя, о тебе ни слова.

— А, оставь! — Рогов махнул рукой, покосившись на дверь, куда ушли жена и теща. — Тут и без Маши тошно.

— Что случилось, дружище?

— Все то же. Щедров шурует! Другое слово трудно подобрать.

— Шуровать он мастер, это точно!

— Въедлив. Лезет во все щели!

— Есть у него и это, есть!

После обеда они перешли в большую, с диваном и креслами комнату, куда Ольга Петровна принесла им кофе. Калашник снял сапоги, чтобы ноги отдохнули. Отпустил ремень, устало вытянулся на диване.

— В сегодняшней «Усть-Калитвинской правде» напечатана статья Приходько, — сказал Рогов, усаживаясь в кресло. — Называется «К вопросу об отставании нашего района».

— Ну и что?

— Вот она, взгляни. — Рогов развернул газету и передал ее Калашнику. — Это удар по руководящим кадрам. Марсова не хотела ее печатать, да Щедров приказал.

— Выступление печати, Евгений, надобно уважать, — сказал Калашник. — Газета обязана печатать статьи, а мы обязаны эти статьи читать.

— Да разве я против статей?

— Так в чем же дело?

— В том, Тарас Лаврович, что это не статья, а дубинка, которой по указанию Щедрова размахнулся Приходько, — ответил Рогов грустно. — Сперва прочитай да вникни. Это же черт знает что такое!

— Ладно, прочитаю. — Калашник сложил газету и сунул ее в свой портфель. — Евгений, сугубо доверительно: над тем, кто шурует и кто въедлив, уже нависла гроза, пожалуй, посильнее той, что недавно пронеслась над полями Южного.

— Тарас Лаврович, говори без иносказаний.

— В вышестоящие инстанции поступило письмо обманутого мужа. В этом письме речь идет о любовных похождениях Щедрова. Только прошу: никому ни слова. Понял?

— Понимаю. А кто написал?

— Осянин. У него же молодая жена. — Калашник тяжело вздохнул. — Я знаю Щедрова, не верится, на него это не похоже. Но факты, как говорится, упрямая вещь.

Наступил вечер. Сумерки проникли в окна и затуманили всю комнату. Рогов зажег люстру. Жмурясь от яркого света, Калашник поднялся, надел сапоги и, подтягивая голенища, притопывая то одной, то другой ногой, сказал:

— Евгений, извини, мне пора.

— Тарас Лаврович, куда же на ночь глядя? Заночевал бы у меня. Галя уже и постель для тебя приготовила.

— Я еще вернусь в Усть-Калитвинскую и тогда непременно у тебя заночую. А сейчас поеду в Щербаковскую к Огурцову. Тут час езды.

Рогов проводил Калашника до машины. Закрыл ворота, постоял, опершись плечом о калитку. «Кажется, сбывается то, о чем говорил Логутенков, — подумал он. — Не надо грубых слов. Есть ласковое, мягкое слово «ославление».

Рогов вспомнил рассказ Самочерного.

«Веришь, Евгений Николаевич, в воскресенье после ливня я вышел за ворота, чтоб посмотреть, как залило улицу, — говорил Самочерный. — Живу я, как известно, напротив дома тети Анюты. И что же вижу? Из калитки выходит Щедров и с ним какая-то красотка. Сняла свои туфельки, подобрала подол и побрела по лужам. Выбралась на Красную и помахала Щедрову ручкой».

«Какая собой?»

«И молодая и привлекательная».

«Кто же она? Узнал?»

«Интересовался. Тетя Анюта сказала, что это приходила к Щедрову колхозница с жалобой. В тот же день поздно ночью я возвращался от брата. Ехал на мотоцикле и повстречал на улице райкомовскую «Волгу». Чего, думаю, Ванцетти стоит на краю станицы? Подождал в сторонке. Вижу, Щедров появился из переулка, сел в машину и укатил».

«Да он ли это был? Ты не ошибся?»

«Ни в коем разе! Когда он подходил к «Волге», фары так его осветили, ошибиться было невозможно. В сапогах, в плаще и без шапки…»

Рогов вернулся в дом, остановился возле телефона, подождал с минуту, о чем-то думая, потом взял трубку и набрал номер.

— Мария Лукьяновна, извини, что тревожу в выходной. Прошу завтра к девяти утра пригласить ко мне Ванцетти и тетю Анюту. Скажи им, что нужны по важному делу.

Подошла Галина, подождала, пока муж кончит говорить.

— Евгений, что-то не понравился мне твой Тарас Лаврович.

— Что же именно тебе в нем не понравилось?