Том 4

«Базис и надстройка, — записал Щедров. — Дударенко понимает по-своему, а в общем правильно».

— Что у нас получается с продукцией? — обращаясь к собранию, спрашивал Дударенко. — Кустарщина! Есть у нас и МТФ, и СТФ, и ПТФ, и ОТФ. Заметили? Всюду стоит буква Т, стало быть, фермы не абы какие, а товарные. — Усмехнулся. — На словах! А что на деле? Нету от них настоящего товара. Сколько раз и на правлении и на собрании я говорил и еще скажу: дело мы ведем не товарное!

Послышались голоса:

— Илья Васильевич, не разводи теорию, а говори напрямки куда клонишь?

— Покороче ораторствуй!

— Сам-то какой базис предлагаешь?

— Я предлагаю, товарищи, последовать примеру соседей! — сказал Дударенко. — Недавно я побывал в Марьяновской, ездил в гости к брату Никите. Марьяновцы построили не ферму, а много ферм — все в одном месте, и это они называют комплексом. — В зале возник смешок. — Не усмехайтесь, товарищи! Для выговора слово, верно, непривычное, зато в нем имеется реальность. Своими глазами видел. Корма приготовляет специальная скотинья кухня, уход за животными, кормление, поение исполняют машины. Продукция выходит по плану, сколько намечено, и зарплату животноводы получают не так, как у нас, не вообще за работу, а за ее итоги. Аванс дается помесячно. А к концу года выход продукции подытоживается, и готово — получай свои денежки. Справедливо, и заработок большой. Вот оно что такое комплекс! Выгодная штуковина! Нам бы его заиметь. Вот я и предлагаю: пусть наше правление и партком подумают. Я кончил.

«Непременно надо поехать к Холодову», — записал Щедров.

— От огородников слово имеет Дмитрий Степанович Лукьянов! — объявил Крахмалев. — Где ты там, Лукьянов? Давай, выходи.

Лукьянов выбрался из задних рядов и зашагал к сцене, на ходу поправляя казачий узкий поясок и одергивая полы рубашки. Вслед ему послышались голоса:

— Ого! Дажеть Лукьянова потянуло на трибуну!

— Долго молчал! Не вытерпел.

— Знать, явилась потребность держать речь!

— Что ему речь? Лукьянову подавай дело!

— Дмитрий Степанович, расскажи, как воюешь с илом?

Зазвенел колокольчик.

— Граждане, тише! — крикнул Крахмалев. — Чего ради подняли галдеж?

Лукьянов не обращал внимания на голоса. Спокойно, не спеша поднялся по ступенькам на сцену и подошел к трибуне. Задумчивым взглядом осмотрел зал. Так смотрит с трибуны только тот, кто знает, зачем сюда пришел и что ему надлежит сказать. Налил в стакан воды, отпил несколько глотков, как бы показывая, что говорить он будет долго. Ладонью вытер губы, подождал, пока наступила тишина, и заговорил тихим голосом:

— Как-то по весне школа прислала к нам подростков — на трудовую практику.

— Громче, Дмитрий! Ничего не слышно!

— Дмитрий Степанович, наклоняйся к радио!

— Из тех практикантов я взял к себе на ил Леньку, сынка соседки Анастасии Чумаковой, — продолжал Лукьянов, припадая к кулачку-микрофону. — Начали мы пробивать канавки для воды. Копнет Ленька лопатой и глянет на небо — высоко ли солнце. Или смотрит на меня и зубы скалит. «Дядя Митрий, чего так усердно спину гнешь? — спрашивает Ленька. — Ить чужое. Было бы свое — тогда можно было бы и постараться». — Лукьянов помолчал, отпил воды. — Вот в чем наша беда — свое и чужое. Сколько годов живем, трудимся сообща, а от гадюки-собственности отрешиться никак не можем. Чуть что — делим: это мое, а это не мое, чужое. А коль оно не мое, а чужое, то, выходит, нечего и спину гнуть. Тут говорили о том, как поднять хозяйство и разбогатеть. Гуртом, сообща богатеть — дело для жизни нужное. Только нельзя уповать на одно богатство. Я мыслю так: помимо богатства в человеке должна быть сердечность, сказать, правильный душевный настрой. Без этого как же? И еще требуется любовь к общему труду и к своему колхозу. Что бывает на огороде, сказать, в моей работе? Чуть недосмотрел за канавкой, а ил уже скопился, и тогда для воды нету свободного течения. Так бывает и в жизни, особенно средь молодой поросли. Чуть недоглядели родители, и, смотришь, душа у подростка заилилась, и уже нос свой воротит от кровного, общего — к своему. На мое усмотрение самым заглавным в жизни является доброе и честное отношение к общественному труду. Вот это я и хотел сказать…

Лукьянов спустился со сцены и зашагал по проходу к задним рядам. Собрание дружно аплодировало.

«Душа заилилась, доброе и честное отношение к общественному труду, — записал Щедров. — Сказано просто и понятно».

Глава 48