Том 4. Часть 2. Голливуд. Конец немого кино. 1919-1929

Две сцены прекрасны, они из того большого кино, которое спасает нас и не позволяет расслабиться в нашей борьбе с клоакой. Подозрительный бар. Здесь процветает шантаж, кражи, проституция, торговля наркотиками и прочие виды «спортивной» деятельности за гранью закона — сюжет в кино довольно обычный, но он обрисован с потрясающей живостью и четкостью. Другая сцена не очень бросается в глаза (да она и не должна бросаться) —удивительная сцена, когда Роза, молоденькая потаскуха, развращенная гулянками и наркотиками и играющая роль племянницы слепого, глухого, почти недвижимого старца, наслаждается собственным садизмом, чи-

* Jacobs L. The Rise of the American Film, p. 399—400.

тая ему порнографическую книжку; и вдруг мы ощущаем, что происходит нечто (ошеломлена и сама Роза), как если бы старик слышал ее. Эта крохотная сцена длится целую минуту — и какую!

В картине мы увидели великолепного исполнителя. Это не старик (Джозеф Доулинг), необходимый для гармонии персонаж с седыми волосами. И не Томас Мэйхен, слишком спокойный, чтобы передать все черточки характера выродившейся канальи. И даже не Лон Чани с его выразительным профилем. Это—Бетти Компсон, которая проходит путь от самой мерзкой подлости до истинного величия со сдержанной простотой, особенно потрясшей меня. Она —подлинная актриса кино».

Но из всех актеров «Чудотворца» самую лучшую и удивительную карьеру сделала не Бетти Компсон, бывшая «купальщица» Мака Сеннетта. Открытием фильма стал Чани. Джордж Лон Такер завершил свою жизнь и карьеру прекрасным фильмом, имевшим громадный международный успех. По данным Рене Жанна и Чарлза Форда («Энциклопедическая история кино»), Такер был также постановщиком послевоенных фильмов «Новый год мисс Золушки» (с Мэй Мэрш), «Добродетельные жены» (1919), с большим успехом прошедших по экранам, и «Дамы должны выдержать» («Ladies Must Live*, 1921, с Леатрис Джой), который, по-видимому, поступил в прокат после его смерти.

После преждевременной кончины Джорджа Лона Такера известность пришла и к Генри Кингу. Он родился в 1896 году н работал актером в фирмах «Любин», «Пате иксчейндж», «Мьючюэл» и «Дженерал филм К0»Режиссером он стал в «Мьючюэл», сняв одиннадцать фильмов с Мэри Майлс Минтер. Замеченный после фильма «Отъезд в 23.30» («23'/г Hours Leave», 1919, продюсер Т. Инс), он стал знаменитостью после картины «Кроткий Дэвид» («ТоГаЫе David») с Ричардом Бартелмесом в лавной роли, выпущенной маленькой фирмой «Инспирэйшн К0». По словам Льюиса Джекобса, фильм имел большой и неожиданный успех:

«Уроженец маленькой деревушки Крнстиансбург (Вирджиния), Генри Кинг снимает свои киноисторин из жизни маленьких американских городков с редкой естественностью. <\..>

В то время как перепуганные продюсеры ради привлечения публики все чаще обращались к фильмам «секси», зрители бросились смотреть эту откровенную и волнующую картину, которая без всяких ухищрений знакомит нас с жизнью Юга.

<...> Сюжет — история бедного паренька с гор — подкупал свежестью и незатасканностью. Декорации — природа; характеристики — честные и к месту. Простой рассказ, где нет и намека на мелодраму. Фильм отличался прямотой и язвительностью без каких-либо элементов сентиментальности»*.

Молодой герой фильма слывет среди близких трусом, поскольку он отказывается драться с негодяем (Эрнст Торренс), но в конце концов одерживает верх над ним в безжалостной схватке. «Трудно описать драматическую мощь, которой насыщен фильм. Ричард Бартелмес вжился в роль с удивительной силой, и его окружают достойные партнеры»,— писал английский корреспондент «Ла синематографи франсэз» (7 апреля 1923 года). Однако это произведение, сделанное в лучших традициях Инса и Гриффита и, несомненно, понравившееся бы Деллюку и Муссинаку, не шло во Франции, хотя везде, в частности в СССР**, пользовалось заслуженной популярностью. Пудовкин в книге «Техника кино» дает пример великолепной характеристики персонажа с помощью четырех планов при первом появлении бродяги-негодяя:

«1) Бродяга — дегенеративного вида парень с лицом, обросшим щетиной небритых волос, собирается войти в дом, но останавливается, обратив внимание на что-то.

2) Крупно показано лицо смотрящего бродяги.

3) Показывается то, что он видит,— это крошечный пушистый котенок, спящий на солнце.

4) Снова показан бродяга — он поднимает тяжелый камень с явным намерением уничтожить им спящего малыша, и только случайный толчок товарища, проносящего вещи в дом, мешает ему исполнить жестокое намерение.

В этом маленьком эпизоде нет ни одной поясняющей надписи, а вместе с тем он впечатляет отчетливо и ясно. Почему? Потому что правильно и удачно выбран пластический материал.

Спящий котенок, безупречное выражение полной беспечности и безвредности, и потому тяжелый камень в руках огромного человека сразу становится символом неле-

.* Jacobs L. Op. cit., p. 372—373.

Под названием «Нападение на Виргинскую почту»,— Примеч.