Том 4. Четвертая и пятая книги рассказов

– Я уж просил вас простить меня. Ну, хотите, чтоб загладить свою вину, я сообщу вам две новости?

– Ну, конечно, конечно…

Илья Петрович походил по комнате, будто соображая, какую новость сказать первой, наконец, остановись около самой Шарлотты Ивановны, произнес:

– Во-первых, я получил повышение по службе, о котором вам говорил.

– Да разве могло быть иначе? По вашему уму, по вашим заслугам, вам давно уж нужно было быть профессором.

– Это вы так рассуждаете, милая Шарлотта Ивановна, другие думают иначе; одним словом, повышение мне дали, так что теперь вполне возможно подумать о женитьбе.

Не надо, не надо, не надо, я вам и так верю.

– Ну, хорошо, я не буду говорить, хотя не знаю, почему это вас так волнует. Ведь ничто в сущности не изменится.

– Ну, я прошу вас не говорить сейчас. Я слишком счастлива.

Илья Петрович с удивлением посмотрел на немку и проследовал в свой кабинет.

На следующий день после обеда Илья Петрович снова начал как бы продолжение вчерашнего разговора.

– Что, Шарлотта Ивановна, вы больше не видали того студента с катка?

– Нет. Зачем же мне его видеть?

– Это, конечно, – дело ваше, но мне показалось но вашему рассказу, что этот молодой человек… как его? Коля, не похож на уличного искателя приключений и, может быть, с вашей стороны не совсем благоразумно так им неглижировать. Я очень ценю вашу преданность и доброе ко мне отношение, но совсем не хочу мешать вашему счастью.

– Мое счастье – быть всегда около вас! Никаких мне студентов с катка не надо. И если я вас вчера просила не продолжать разговора, то только потому, что чувствую себя и так безмерно счастливой.

Илья Петрович пожал руку Шарлотте и продолжал менее спокойно:

– Я, собственно говоря, не совсем понимаю, отчего это вас так волнует. Всё останется по-прежнему, я уверен, что моя будущая супруга не будет ничего иметь, чтоб вы оставались у нас. Я уж говорил с ней об этом. Она даже хочет с вами познакомиться.

Шарлотта Ивановна молчала.

– Я думаю, что для вас эта перемена будет к лучшему; вы слишком много для меня сделали, и то ничтожное вознаграждение, которое я имел возможность вам давать, совершенно не вознаграждало вашей заботливости. Теперь мой оклад увеличен, кроме того, моя будущая супруга – женщина со средствами, мы можем несколько лучше, несколько шире выражать свою благодарность.

Шарлотта всё продолжала безмолвствовать.

– Видите ли, я настолько бескорыстно и хорошо отношусь к вам, что еще раз напоминаю вам о том молодом человеке: не следует пропускать своего счастья.

Илья Петрович посмотрел на часы.

– Я очень рад, что вы теперь несколько успокоились, а наши отношения, которые мне так дороги, останутся такими же. Ведь между нами – платоническая любовь, которая ничего не требует и счастлива тем, что другой существует. Не так ли?

Илья Петрович еще раз дружески пожал руку ничего не говорившей Шарлотте Ивановне и вышел, не оборачиваясь и не замечая, что его платоническая подруга продолжает сидеть неподвижно, глядя на скрещенные руки, не моргая и дайте не плача.

Завтра будет хорошая погода

Юрию Слезкину

Хотя я считался другом Олега Кусова, но видал, его раза два, три в год – самое большее. Для тех, кто знал его неспокойный и опрометчивый характер, было несколько удивительно, что события и перевороты в его жизни случаются относительно редко. Но я всегда ожидал самого неожиданного рассказа, когда показывалось его добродушное, несколько упрямое лицо, напоминавшее бычка. Можно было отлично предполагать, что в эту голову легко внедриться какой угодно мысли, и что эта мысль не только сейчас же будет доведена до конца, но будет там сидеть и действовать, даже когда все концы прошли, и уступить свое место только другой, совершенно противоположной. Я даже не знаю, почему у нас сохранялась так долго наша дружба, хотя она и была чисто оповестительного характера. Ни общих интересов, ни общих дел, даже совместного времяпрепровождения у нас не было. Просто, от времени до времени мой приятель являлся и сообщал мне, что с ним случилось то-то и то-то: как будто без этого сообщения его поступки не имели бы достаточной крепости и теряли бы для него значительную часть прелести.