Том 4. Элмер Гентри

— Ерунда! Хотя не скажу, чтоб и на меня так уж действовали чары этих мудрецов. Да я бы лучше с радостью попал куда-нибудь на необитаемый остров вдвоем с тобой — понятно, старый безбожник? С тобой, несчастный дурень! Но предположим, что они и в самом деле такое отребье, как ты говоришь. Все равно это не причина осквернять свое родное гнездо, позорить славную старую Методистскую Церковь, ее геров и святых. Везли, Эсбьюри, Квейл, Картрайт, Мак-Дауэл, Мак-Коннел… — какие люди! Подумаешь, так прямо слезы подступают! Ну, смотри: допустим, ты на фронте. Ты состоишь в прославленном полку. И, допустим, многие твои однополчане и даже теперешний командир полка — мерзавцы и трусы. Неужели это значит, что ты вправе дезертировать? А не наоборот — сражаться еще отчаяннее, чтобы восполнить то, что не способны дать они?

— Понимаешь, Фил, после балаганных острот, о которых я уже говорил, и после затасканных фраз самое страшное зло в религиозных диспутах — это метафора! Протестантская церковь не полк. Ты не солдат. Солдат обязан воевать, когда прикажут и как прикажут. А ты пользуешься полной свободой, если не считать обязательств нравственного и религиозного порядка.

— Ага! Вот и попался, милый любитель логики! Если мы пользуемся такой свободой, почему ж ты не желаешь оставаться в церкви? Ох, Фрэнк, дружище, какой же ты осел! Я знаю, что ты жаждешь справедливости. Но неужели ты не видишь, что ее легче добиться, оставаясь в церкви, преобразуя ее изнутри, чтобы там было посвободнее, а не бежать от нее, оставляя народ в лапах Гентри и ему подобных?

— Я и сам думал так же все эти годы. Только потому я до сих пор священник! Но теперь я прихожу к убеждению, что это чепуха. Я начинаю думать, что эти консерваторы, что вопят об ужасах ада, развращают честных либералов с гораздо большим успехом, чем либералы прочищают дремучие мозги фундаменталистов. Да по правде-то говоря, чего она добивается, эта наша церковь? Зачем она вообще нужна? Может она предложить человечеству что-нибудь такое, чего не почерпнешь в светских источниках — в школах, книгах, беседах?

— Кое-что может, Фрэнк. Она может предложить человечеству неповторимый образ и единственное в своем роде учение Иисуса Христа. Ведь в самом Иисусе, в том, как он говорил, в том чувстве, которое охватывает человека, внезапно и непостижимо познавшего учителя и его присутствие, — во всем этом есть нечто такое, что отличает христианскую церковь от любого другого института, любой другой организации, созданных человеком. Иисус не просто более велик и мудр, чем Сократ или Вольтер, он нечто совершенно иное. Толковать и преподавать учение Сократа или Вольтера — в школе, в книгах и беседах — может кто угодно. Но чтобы толковать учение Иисуса и значение его личности, требуется особый отряд людей — избранных, призванных, специально обученных, посвященных и объединенных в особом институте, имя которому — церковь.

— Звучит, Фил, ничего не скажешь. Да только, милый ты мой, каковы они были на самом деле, личность Иисуса и его учение? Пожалуй, это центральный вопрос в спорах о христианской религии. Не будем говорить сейчас о том, что большинство людей, несомненно, верит догматам той или иной религии потому лишь, что получили ее в наследство со дня рождения. Итак, главный вопрос таков: действительно ли Христос как личность, если библейским преданиям о нем можно верить хотя бы наполовину, действительно ли он был так уж особенно благороден? И было ли его учение настолько уж самобытно и глубоко? Ты ведь знаешь, что почти невозможно заставить людей добросовестно вчитаться в библию. Их до того приучили понимать каждое слово писания в его церковном толковании, что они вычитывают из него только то, что им велят. Так было и со мною еще пару лет назад. А вот теперь я немного стряхнул с себя этот гипноз и, к своему величайшему прискорбию, убедился, что Иисус вовсе не такая уж сногсшибательная личность!