Том 4. Любавины

– Хочешь, Иван? – спросил Родионов.

– Нет.

– Я тоже.

– А вчера этта приехали тоже... смехота одна! – начал старик, но секретарь перебил его:

– Кто приезжал-то? Туристы?

– Ага. Две бабы с ними. Пьют тоже, как мужики. Танцы и тут открыли...

– Ну, а что ж... Отдыхают люди.

– Оно конечно. Я ничего. Мне только шибко бабы не глянутся – в штанах, гогочут, как кобылы... Ну, готова!

Хлебали уху прямо из котелка деревянными ложками. Иван никогда с таким удовольствием не ел.

«Надо Марию привезти сюда», – думал он.

Тихонько гудел, постреливал костер. С ласковым звуком – твить! – отскакивали в разные стороны красные угольки и умирали на земле. В лесочке громко вскрикнула какая-то ночная птица. Ей откликнулись с реки:

– Гыть-гыть-ыть-ыть!..

И звуки эти далеко прокатились по долине.

Дохлебали уху, закурили...

– Вынеси нам тулупишко, – попросил Родионов. – На сене ночуем.

– А пошто? А в избушке?

– Там клопов у тебя до черта. Что ты их не выведешь?.. Где так знахарь, а тут...

– Верно, клопы имеются. Дамочки вчера визжали.

– Давай тулуп.

Легли на свежем сене в древнем сарайчике. Долго лежали молча. Спать не хотелось.

– Вспомнил, как дочь ваша поет, – сказал Иван. Ему хотелось поговорить о Марии.

– Поет, да, – согласился Родионов. И все.

– А чего вы о ней так говорите? Как-то нехорошо, – не отставал Иван.

Родионов долго лежал молча. Потом откинул тулуп, сел, с осторожностью закурил.

– Проморгал я свою дочь, Иван, – заговорил он негромко. – Когда надо было говорить ей умные слова, я думал, что она еще глупенькая, не поймет. А потом поздно было – другие стали говорить.

– Кто?

– Нашлись... А сейчас худо: чувствую себя при ней как дурак. Заметил небось, как разговариваю с ней – как плохой агитатор с капризной избирательницей. Находятся такие в выборы: охота поломаться перед кем-нибудь, вот она начинает перед агитатором. А тот, бедный, шпарит ей по инструкции... Аж пот прошибет. Так и я.

Иван жадно слушал.

– А что с ней такое произошло-то?

– Запуталась она, вот и все. Обозлилась.

– Что разошлась с мужьями – это, считается, запуталась?

– Не в мужьях дело, – неохотно возразил Родионов. – Хотя и это... не геройство. Сложно все, – Родионов не хотел говорить об этом.

Иван тоже сел и тоже закурил.

– Осторожней, – предупредил секретарь. – Сено как порох.

– Мгм, – Ивану еще хотелось поговорить о Марии, но он больше не решился расспрашивать. Он понимал, что отцу не очень легко говорить о таких делах. – Да, жизнь – штука сложная, – сказал он.

– Запуталась, а характер, как у лошади необъезженной, – прибавил Родионов. – Закусила удила и несет, – заплевал окурок, выбросил в дверь, лег. – Давай-ка спать, а то завтра вставать рано.

– Давайте.

Легли, затихли. Но не спал ни тот, ни другой – думали каждый о своем.

Мысль о Марии гвоздем засела в голове Ивана.

«Что значит – запуталась? – думал он. – Просто, наверно, не везло в жизни, и все. Бывает: не повезет – хоть ты что делай, хоть лоб расшиби».

...На следующий день к вечеру они были в Баклани.

Иван вымыл машину, загнал ее в гараж и пошел домой. В ограде стояла Пашкина полуторка – Пашка был тоже дома.

«С Пашкой поговорю», – решил Иван.

Пашка ужинал. Он был нарядный, веселый, как всегда. Точил лясы с Нюрой – учил ее писать письма мужу.

– Во-первых, никогда не пиши: «Милый Андрюшенька...»

– Почему это?

– Нельзя.

– Да почему?

– Вот он придет, скажет тебе почему. A-а, браток! Пойдем в клубишко сегодня?

– Пойдем, – легко согласился Иван.

Нюра не без удивления посмотрела на Ивана: ей почему-то казалось, что он не будет ходить в клуб.

– Заправляйся, и двинем. Сегодня танцы.

Иван умылся, подсел к Павлу. Нюра налила ему в тарелку наваристой лапши.

– Пораньше хоть приходите-то, – сказала она недовольным голосом. – Нечего до света шататься, – ей не хотелось оставаться одной дома (Ефим уехал в город); кроме того, поучить двух здоровенных парней уму-разуму – это занятие не лишено удовольствия.

Иван похлебал на скорую руку, вылез из-за стола, пошел в горницу одеваться. Потом вылез Пашка. Закурили, взяли курева с собой и пошли.

– Ты знаешь Родионову Марию? – сразу начал Иван.

– Дочку секретарскую? Знаю. Видел вообще...

– А ничего не слышал о ней?

– Слышал, что она много раз замужем была. А что? Хочешь познакомиться?

– Я познакомился. Нет, я думал, ты больше знаешь.

– Меня такие не интересуют, – равнодушно сказал Пашка. – Я люблю пухленьких таких... Чтобы взял ее в руки и сперва не понял: человек это или лакировка действительности. Знаешь, кто про нее может знать? Дядька твой, Николай Попов.

– Да?

– Да... Я их много раз вместе видел.

– Тогда я зайду к нему.

– А в клуб не пойдешь?

– Приду. Попозже.

Николай сидел в сельсовете один, читал какую-то книгу, усмехался (страсть как любил читать книги, а дома детвора не давала почитать). Увидел Ивана, спрятал книгу в стол, поднялся навстречу.

– Каким это ветром тебя?

– Проведать дядюшку зашел.

– Хорошее дело, племянничек. Садись. Дело какое?

– Да вроде дело... а дело такое – не очень важное.