Том 4. Любавины

«Дорогой Николай Николаевич!

Я еще раз прочел рукопись (с замечаниями) и еще раз (честно, много-много раз) рецензии на рукопись и понял: мы каши не сварим. Надо быть мужественными (стараться, по крайней мере). Я признаю, что довольно легкомысленно и несерьезно кивал Вам головой в знак согласия. А когда подумал один – нет, не согласен. Кроме одного – времени. (Время – да! – как говорит Иванов.)

Меня особенно возмутил т. Высоцкий (я его тоже возмутил). Так прямо и махает красным карандашом – хошь не хошь – клони грешную голову <...> Он у меня хочет отнять то, что я прожил, то, что слышал, слушал, впитал и т.д. Я не в обиде, я просто хочу сказать, что так не размахивают красным карандашом. Да еще и безосновательно.

Я готов спорить с Вами, т. Высоцкий, по любому «пункту» Ваших замечаний, но это уже не будет касаться романа. Вы тоже – о времени? Согласен. Да. А еще о чем?.. О ком? Что, не важно, что ли? А то ведь пошли – «сапоги не дегтярят в избе», «обрезов не бывало из дробовых ружьев»... – да все с таким несокрушимым обвалом, что уж тут – ну и бог с вами! А я знаю, что так было. Знаю, вот и все.

Озадачила меня рецензия Л.Чикина. «При большой работе...» Сколько? Лет пятнадцать? Простите меня, Леонид, это пугает смертных. Я хожу и думаю: сколько мне осталось? И неужели это действительно так важно, что в деревне (нам с Вами двоим известно) живут еще люди с фамилиями из романа? Ну? И что? Смею тебя уверить: они наши книжки не читают, ибо им часто – неинтересно. Господи, когда же мы почувствуем, что ведь это нужно – чтоб нас читали.

Как будто трудно исправить некоторые неточности в смысле времени – раз плюнуть! Но ведь тут и одно, и другое – и «стиль», и «фамилии» – да все: карандаш! Увольте. Простите.

Николай Николаевич! Прошу наш договор перечеркнуть – я в тех размерах исправления, какие предлагает редакция <делать>, не согласен. Смалодушничал, простите, – согласился. Не надо всего этого. Я начну исправлять – угодничать: кому это надо?

Простите, ребята, что морочил вам голову. Простите, правда, – мне, поверьте, не очень уж легко.

P.S. «Чтобы сапоги мазали дегтем в избе – не видывал...» Эх-хе!.. А сапоги-то – не мажут! Кто же их мажет? Их можно измазать в грязи. А дегтем – дегтярят.

А обрез (дробовой) мой дядя хранил до 33 года, и хранил его на полатях, под подушкой без наволочки. Мне всегда было неловко спать – выпирал то ствол, то ложе, тоже угловатое, врезалось.

Не надо так, т. Высоцкий: Вы свыклись с своим представлением о том времени (из личного, наверно, опыта). Я – с другим. Убьем друг друга?

И еще, если б все это сделано было с доброй душой! Впрочем, когда убивают, то – наверно, не с доброй душой. Привет!»

(Архив В.М.Шукшина)