Том 4 Осада Бостона; Лоцман

Сесилия, оскорбленная бестактным восторгом своей бабушки, осторожно высвободилась из ее объятий и с опущенными от стыда глазами, вся пунцовая, поспешила посторониться, давая дорогу Лайонелу, который, в свою очередь, подошел к постели больной принять ее поздравления. Он наклонился и неохотно запечатлел холодный поцелуй на подставленной щеке миссис Лечмир, пробормотав несколько бессвязных слов о своем счастье и оказанной ему чести. Несмотря на неприкрытое и омерзительное торжество, прорвавшееся сквозь обычную холодную сдержанность больной, непритворное чувство звучало в словах, с которыми она обратилась к мужу своей внучки. А ее огненный и неестественно сверкающий взгляд даже увлажнила слеза.

— Лайонел, мой племянник, мой сын, — сказала она, — я старалась принять вас у себя с честью, подобающей главе знатного рода, но, если бы вы были даже владетельным князем, я не могла бы сделать больше того, что сделала. Любите ее, берегите, будьте ей больше чем мужем — замените ей отца и мать, родных, потому что она этого заслуживает! Исполнилась моя заветная мечта! Теперь в тиши длинного и покойного вечера я могу подготовиться к великой перемене, завершающей исполненный треволнений утомительный день жизни!

— Женщина! — раздался голос из глубины комнаты. — Ты обманываешь себя!

— Кто? Кто это говорит? — воскликнула миссис Лечмир, судорожно приподнимаясь, словно желая соскочить с постели.

— Кто это говорит? — воскликнула миссис Лечмир, судорожно приподнимаясь.

— Это говорю я, — ответил знакомый голос, и Ральф, медленно пройдя через комнату, стал в ногах кровати. — Я, Присцилла Лечмир, — человек, который знает, чего ты заслуживаешь и что тебя ждет!

Вне себя от ужаса старуха упала на подушки, ловя ртом воздух, румянец сбежал с ее щек, уступив место мертвенной бледности, и только что сверкавшие торжеством глаза померкли.

Однако секунды размышления оказалось достаточно, чтобы вернуть ей присутствие духа, и гордость ее возмутилась. Гневным жестом она указала непрошеному гостю на дверь и, усилием воли вновь обретя дар речи, неожиданно окрепшим голосом воскликнула:

— Как смеют меня оскорблять в такую минуту в моей собственной спальне? Пусть этого сумасшедшего или самозванца уберут отсюда!

Но она взывала к глухому. Лайонел не пошевельнулся и не отвечал. Все внимание его было поглощено Ральфом, по изможденному лицу которого пробежала холодная усмешка, говорившая о том, что он нимало не страшится этих угроз. Лайонел не замечал даже Сесилии, сжимавшей его руку со всей доверчивостью любящей женщины, так потрясло его внезапное появление странного и загадочного старика, который уже давно пробудил в его груди столько страхов и надежд.

— Скоро твои двери откроются всем, кто только пожелает войти сюда, — бесстрастно произнес старик. — Почему же изгонять меня из дома, в который, может быть, уже завтра будет открыт свободный доступ бездушной толпе? Разве я недостаточно стар или недостаточно близок к могиле, чтобы стать твоим собеседником? Ты прожила столько лет, Присцилла Лечмир, что румянец на твоих щеках сменился желтизной трупа, ямочки превратились в складки и морщины, а блеск сияющих глаз погасила забота, но все эти годы не открыли твоего сердца для раскаяния.

— Как смеешь ты со мной так разговаривать? — воскликнула больная, внутренне содрогаясь от его пристального сверкающего взгляда. — Почему только одну меня клеймишь ты? Разве мои грехи настолько вопиющи или одной мне нужно напоминать, что рано или поздно придут старость и смерть? Мне давно знакомы все старческие недуги, и я смело могу сказать, что готова к концу.

— Хорошо, — невозмутимо ответил непреклонный старик. — Тогда возьми и прочитай суровый приговор бога, и пусть дарует он тебе твердость, равную твоей самонадеянности.

С этими словами он иссохшей рукой протянул миссис Лечмир распечатанное письмо, которое, как успел заметить зоркий Лайонел, было адресовано ему. Несмотря на такое грубое посягательство на его права, молодой человек, казалось, не обратил внимания на этот новый бесцеремонный поступок и с жадным вниманием наблюдал, какое впечатление произведет письмо на миссис Лечмир.

Властные манеры неизвестного настолько подчинили миссис Лечмир его воле, что она, словно завороженная, покорно приняла из его рук письмо. Едва только она прочла первые строчки, как взгляд ее застыл и в нем отразился ужас. Записка была короткая, и, чтобы ее прочесть, не требовалось много времени. Однако старуха по-прежнему держала ее в вытянутой руке, хотя неподвижный взор свидетельствовал, что она ее не видит. Все затаив дыхание, в изумлении, молча глядели на больную. Потом миссис Лечмир затрепетала всем телом. Рука ее так сильно дрожала, что шелест бумаги слышался в самом отдаленном углу комнаты.

— Это письмо адресовано мне, — сказал испуганный ее состоянием Лайонел, беря бумагу из ее сопротивляющейся руки, — и мне надлежало прочесть его первым.