Том 4. Повести и рассказы, статьи 1844-1854

По улице грязной
С печалью на сердце,
Голодный, усталый,
Пешком я иду.

А дождь ливмя льется,

Без жалости мочит,
И чувствуешь: скверно
Идти… но идешь.

Вот Ванька навстречу

На кляче усталой
Тихохонько едет;
Пора на ночлег!

Нет денег в кармане,

Нанять чтобы Ваньку —
И по грязи вязнешь
В калошах худых.

А. Пономарев.

Очень хорошо! Жаль, что конец стихотворения не совсем выдержан.

Г-н Андреев не выработался еще; но от него мы многого ждем в будущем. У него есть внезапные вспышки, достойные самого г. Познякова. Например, каков конец стихотворения «Красавица», посвященного К. Н. Жулевой:

Но познанье было
Мне недаром дано:
Много с ним я узнал,
Ад и рай испытал,
Свой покой потерял —
И безумцем я стал!

Этот конец напоминает самые блестящие коды в какой-нибудь бравурной арии Рубини ^*. Замечательны тоже следующие восемь строчек того же г. Андреева в стихотворении «Девушке»:

Если ты, полюбивши глубоко,
Друга юношу в путь избрала
И сознательно, твердо и робко
Бытие ему всё предала —
Или ты, без успеху трудившись,
Иль была ты хоть долго больна,
Тосковать на судьбу утомившись,
Нищетой принужденна была.

И опять точка.

Да, г. Андреев может еще выработаться.

Оканчивая разбор «Поэтических эскизов», мы еще раз приносим искреннюю нашу благодарность господам издателям, из коих один — сам г. Позняков. Наша благодарность действительно «искренняя», и мы покорно просим читателей не огорчать нас недоверием к нашим словам. Мы всегда считали неблагодарность самым черным пороком, а веселый смех — самым счастливым событием человеческой жизни; читатели могут сами посудить теперь, как далеки мы от этого порока в отношении к издателям этого бесподобного, этого радостного, этого нами от всей души приветствуемого «Альманаха».

Племянница. Роман, соч. Евгении Тур. 4 части, Москва, 1851

Было время — несколько лет тому назад — в отечественной критике завелась своего рода табель о рангах — подразделение пишущих людей, которые, смотря по их способностям, удостоивались различных степеней: простого беллетриста, дагерротипического изображателя нравов, простого таланта, художественного таланта, гениального таланта и, наконец, даже гения. ^*Была также степень гения мирового, но до той степени доходили немногие. Это время прошло теперь вследствие, между прочим, и оказавшейся несостоятельности многих гениальных талантов и гениев; оно прошло, и мы смеяться над ним не будем. В этой, с виду педантической, классификации было гораздо более молодости воззрения, более веры в искусство и его деятелей, чем в наше положительное, сухое и равнодушное время. Системы вообще создаются энтузиастами и применяются ими… Нам, старикам, теперь не до систем. И потому мы не станем прибегать к терминологии тех давнопрошедших времен, мы не потревожим ее праха; но мы попросим у читателя позволения сказать несколько несистематических слов о талантах вообще, об их различных свойствах, прежде чем мы приступим к оценке произведения г-жи Тур. Читатели могут успокоиться: мы будем кратки; многословие юности прошло в нас вместе с эпохой, о которой мы говорили выше, а до старческой болтливости мы еще не дожили.